Я не знал лично Алексея Кабанова, дело которого теперь обсуждает вся Россия. Хотя, судя по количеству общих френдов, мог бы, если бы не почти полное равнодушие к коллективным застольям в популярных местах. Поэтому ничего не буду говорить о самом преступлении, а только о часто встречающейся реакции на него людей, тоже не знавших никого из участников лично.
Реакция примерно такая: «Боже, как это возможно, этот человек читал с нами одни книги, протестовал против одних и тех же несправедливостей, хвалил одни и те же фильмы, ругал одних и тех же подлецов, ходил на одни и те же митинги. То есть – по всем признакам – это должен быть хороший человек». «Видите, вот кто ходит на эти ваши митинги, – сообразительно подхватила противоположная часть, – ругают за жестокость ментов, за лицемерие Думу, за цинизм президента, а сами. Да менты – агнцы по сравнению».
Ну что тут можно сказать? Кроха спрашивала в детстве, что такое хорошо и что такое плохо, но с тех пор забыла. Помнит только, что град и дождик – это не очень, жалуется на московскую погоду. А в остальном в последний год наблюдаю утрату не каких-то доступных в просветлении, а самых простых, под ногами валяющихся критериев различения добра и зла. Я про то, что «раз ходил с нами, значит, должен быть хороший». А для других, соответственно, хороший – кто не ходил, а если ходил на это поганое антироссийское болото, то плохой, что наконец и вскрылось заслуженно.
С чего должен-то? Какая связь? Изотерма вообще не там проходит. Вместе с политическим пробуждением последнего года произошла подмена, которой трудно было избежать (хотя надо было стараться). Мы стали судить о том, хорош человек или плох, приближать или отдалять его от себя, по его политическим взглядам. И даже не по взглядам, а по реакциям на набор громких раздражителей. Смеялся над часами патриарха, ходил на Сахарова и бульвары – хороший. Не ходил, не смеялся, тем более сходил не туда – плохой. Осудил возвращение Путина – отличный друг и прекрасный семьянин, не осудил – дети, домой, а то наберетесь плохого.
А дальше не остановить. Съездил с Абрамовичем и Юмашевым на пляж – плохой. Посидел с нами в «Маяке», повозмущался Депардье – хороший. Посетил дежурное протокольное мероприятие в американском посольстве – предал родину, мать, жену, Русь и друзей. Ругает пиндосов – прекрасный человек, сейчас ему ключи от дома отдам. А вот уже и сибиряк, бравый спецназовец ГРУ и – по всему – патриот забил свою девушку до смерти и устроил ее розыски через интернет.
За последний год я прочитал большое количество наполненных потаенной гордостью постов о том, что хорошие люди не общаются с теми и теми, а кто общается – тот на подозрении, может и ножичком полоснуть. А с другой-то стороны – не лучше. Выйти с белыми ленточками, писать либеральные тексты, не считать Америку большим сатаной, а Немцова мелким бесом, сочувствовать не туда забредшим барышням в капюшонах – это, как в сердцах выразился один из моих консервативных друзей, «до какой глубины человеческого падения надо дойти».
Да ни до какой. Я-то всегда думал, что глубина человеческого падения – это не про ленточки, и не про тексты, и не про радиопередачи. Я думал, глубина человеческого падения – это если зарезал кого, обманул, взял в долг и не отдал, оклеветал невинного, побил слабого, пожелал жены, вола или осла ближнего своего да и заграбастал, пока ближний приболел.
Я столкнулся с этой странностью еще до прошлогоднего политического пробуждения. Мой хороший друг из свободолюбивой университетской среды искренне удивлялся тому, что политолог Глеб Павловский изо всех сил помогал заболевшему раком младшему коллеге Вадиму Цимбурскому, бывшему филологу-античнику, переключившемуся с древности на изучение современного мира. «Как же так, – не мог понять университетский друг, – Павловский, он же с властью, он же пропагандировал «Eдиную Россию» и Путина. А повел себя так порядочно». Из этого удивления само собой выходило, что человек, согласившийся работать на Путина, не может желать добра ближнему своему, а уж делать добро – и подавно. С другим моим бывшим университетским товарищем перестали разговаривать родственники после того, как он в Facebook несколько раз высказался за Путина и даже сходил на Поклонную.
Вещь, которая всегда казалась очевидной, вдруг выпала из поля зрения умных ведь людей. Нет прямой связи между политэкономическими взглядами человека и его человеческими качествами. Особенно когда речь не идет о каком-то пропитанном идеологией сверхчеловеческой ненависти режиме, а о так себе режимчике. Хороший и плохой – это не о том, как нам обустроить Россию. Не про то, кто за Путина и кто против пушного звероводства. Я, например, видимо, не против (звероводства), а сколько людей в Европе мне за это руки не подадут?
Человек самых правильных демократических и прогрессивных, самых либеральных, свободолюбивых, экологических убеждений может быть капризным домашним тираном, мучителем близких, неверным другом, неумелым истеричным начальником, шумным соседом, сплетником, в упор не замечать чужой нужды и хамить прислуге. Множество русских демократов XIX века, подвижников прогресса, аскетов свободомыслия, от Чернышевского до Ленина, в жизни были трудно выносимыми людьми, что и доказали, придя к власти.
И то же самое с другой стороны. Патриоты, державники, консерваторы, пастыри и архипастыри, иноки и иеромонахи, депутаты Думы, рассуждающие о Боге, царе, отечестве, величии России, падении Америки, морали, узах брака, духовных скобах, вожжах, хомутах и прочей упряжи, в отношении с близкими и просто случайными встречными могут быть локальными злодеями, жадинами, чревоугодниками, клеветниками, мелкими обманщиками, надутыми хлыщами, алкоголиками, фарисеями, накладывающими на других груз, который сами не готовы носить, говорящими о добре и ненавидящими полмира, начиная с соседней комнаты.
А могут и не быть. Совершенно одинаковым образом и те, и другие могут быть прекрасны, замечательны, самоотверженны, чутки и добры, как рождественский Диккенс и пилот имени св. Экзюпери. Спасти жизнь, усыновить ребенка, выручить деньгами. Не оставлять одиноких стареющих родителей. Забыть про долг, приютить, устроить на работу. Простить измену, дать ключи от квартиры, накормить, утешить. Найти врача, пристроить в больницу, помочь с переездом. Перечить глупому решению начальства.
А еще могут быть в одном случае прекрасными, а в другом – не очень. Один раз дать ключи, а в другой, такой же, не дать. И потом жалеть. Это вообще бывает чаще всего.
Хороший и плохой – это не про то, кто как на новости реагирует. Иначе верна логика секты: спасается не хороший, а свой. Зло – это не что ты думаешь про власть, а когда ты поступаешь с другим иначе, чем хотел бы, чтобы поступили с тобой. Все ведь уже давно написано. По делам. Хотя, разумеется, «и дела приемлет, и намерения приветствует, и предложения хвалит». Но больше дела. А не статусы, не демотиваторы, не ленты, не свечки, не крестные знаменья, не поклоны. Хороший и плохой – это про то, каково с тобой ближним и не очень ближним, зависящим от тебя, твоей честности, твоих решений, и просто случайным встречным-поперечным, а не про политику. Ну вот, а теперь можно смело разойтись по своим единомышленникам, радоваться взаимному согласию и бороться за будущее России.