Глава ВТБ Андрей Костин верит в восстановление экономики уже к концу года. О природной жадности бизнеса, причинах усиления роли силовиков и ожиданиях от встречи Путина и Байдена он рассказал в интервью РБК
Что нужно для восстановления экономики
«Уже к концу этого года мы ожидаем восстановления экономики до допандемийного уровня. <…> У нас есть достаточно государственных ресурсов, и я сторонник того, чтобы эти ресурсы активно внедрялись в экономику. В условиях нынешней геополитики рассчитывать на большой вклад западных инвесторов не приходится. Я думаю, что активизация инвестиционного процесса плюс тот набор мер, который государство и правительство сейчас разрабатывают — по борьбе с бедностью, по сокращению административных ограничений и другие, — все это достаточно устойчивого роста».
О необходимости реформ
«Мы живем в очень непростой период, в условиях постоянного внешнеполитического давления, и наша внутренняя политика и деятельность правоохранительных, силовых структур во многом зависят от внешних факторов. Трудно рассчитывать на какую-то серьезную либерализацию в условиях, когда мы находимся в состоянии практически холодной войны и испытываем давление Запада на наши внутренние процессы.
Институциональные реформы, конечно, нужны. Меня поражают сроки рассмотрения дел по экономическим преступлениям. У нас по три-четыре года иногда люди ожидают решения суда… <…> Я думаю, вся система должна работать быстрее. Это признают, кстати, и руководители наших правоохранительных органов».
Об инвестициях в инфраструктуру
«Инфраструктура России очень нужна, у нас ее недостаточно. <…> Уверен, мы вполне можем сделать скачок в области инфраструктуры, интерес большой даже у иностранных инвесторов. Мы тоже готовы [инвестировать], и у нас есть богатый опыт этой работы».
О жадности бизнеса
«Если говорить о жадности, то еще Маркс писал, что максимизация прибыли является природной особенностью бизнеса. Другое дело, что это не должно делаться за счет общества. Необходим баланс во взаимоотношениях бизнеса и общества. Бизнес может и должен больше тратить на социальные проекты».
О старом и новом президентах США
«Мы сталкивались с очень противоречивой политикой Трампа, который заявлял о своих хороших чувствах к России, но поступал совершенно наоборот: большое количество санкций было введено, отношения ухудшились. При Байдене — тоже противоречивая политика: с одной стороны, его администрация быстро заключила продление договора СНВ-3, но с другой — мы видим продолжение санкций, в том числе против «Северного потока-2».
Я думаю, что проблема взаимоотношений с администрацией Байдена еще и в том, что трудно понять ту свиту, которая играет короля. Мы пока не можем просчитать даже, кто сегодня эту политику формирует помимо самого президента. Кроме госпожи Нуланд (Виктория Нуланд — заместитель госсекретаря США по политическим делам. — РБК), которая вряд ли считается большим другом России, пока трудно определить, кто там главный: ЦРУ, Пентагон, Госдеп, какие-то советники. <…>
От политики санкций американцы полностью не откажутся, потому что и конгресс, и сенат заряжены на это — для них это стало модной фишкой. Байден — очень опытный политик: он и Россию знает хорошо, и в Советский Союз приезжал. Поэтому, возможно, стоит надеяться на более стабильную политику, которая будет обеспечивать более надежную основу для развития наших отношений».
О встрече Путина и Байдена
«Очень важно, чтобы прошла встреча между Байденом и президентом Путиным. Повестка, думаю, будет интересная. Очень бы хотелось, чтобы мы оттолкнулись от дна. Я еще года три или четыре назад в интервью американскому телевидению сказал, что при таком уровне отношений у нас не будет послов, и сегодня де-факто мы понизили уровень до временных поверенных. Прекрасно понимаю почему: потому что послам делать нечего при таком уровне отношений. Очень бы хотелось, чтобы эти отношения начали выправляться — и для банковского сектора, для финансового это очень важно».
О ситуации в Белоруссии и последствиях для России
«Нас пытаются прицепить постоянно… Вот сейчас опять. Где-то в Белоруссии инцидент с самолетом — опять Россия звучит. Мы ведь там никак не задействованы, это другая страна, другая территория. Я не думаю, что мы для Лукашенко ловим в его же небе оппозиционеров (по одной из версий, участие в спецоперации принимали российские спецслужбы. — РБК). Я не могу представить, что мы каким-то образом в этом участвовали — не наше воздушное пространство, не наш самолет. <…> Я не хочу верить в то, что Запад припишет это России, да еще и введет какие-то санкции. <…> Это геополитика. У меня пока нет информации, что какие-то санкции планируются в отношении банка ВТБ в связи с инцидентом, и считаю их маловероятными, потому что это совсем далеко от нас. Будем смотреть».
О санкциях на рублевый госдолг
«Американцы могут покупать эти облигации на вторичном рынке. Портфель банка ВТБ в 1,7 трлн руб. [по ОФЗ] превышает портфель, который все американские инвесторы держат (не более 1 трлн руб. — РБК). Доля американских инвесторов для нас не так существенна, и мы можем без них обойтись. Но, конечно, на инвестиционный климат очень сильно действуют меры в отношении финансовой сферы. И особенно в отношении государственного долга».
О риске более жестких санкций и сценарии на время «Ч»
«Это абсолютно риторический вопрос, и мы его задаем с 2014 года. Конечно, такие санкции возможны, потому что такие предложения звучат и звучали много раз в стенах конгресса, сената и т.д. Есть известный законопроект, который предусматривает санкции в отношении банков. Есть санкции, уже примененные в отношении наших коллег: банка «Россия», еще нескольких банков. Так что, к сожалению, такие факты и предложения имеются, они время от времени вбрасываются на обсуждение. Но я всегда расценивал это как очень жесткий выпад в такой уже полугорячей войне в отношении России. Это был бы очень серьезный шаг со стороны американской администрации, которая на сегодняшний день все-таки, на мой взгляд, пытается избегать решений, которые привели бы к необратимым последствиям. <…> У нас (у банков. — РБК) еще в 2018 году был принят план совместно с Центральным банком. Он предусматривает наши совместные действия в случае наступления времени «Ч»: что делать с валютой и т.д. Государство будет помогать таким банкам, будет поддерживать, прежде всего в части работы с вкладчиками. Все банковское сообщество будет помогать, такие сценарии все проработаны. Мы их постепенно обновляем с учетом развития ситуации. Безусловно, обязательства свои финансово-банковская сфера будет выполнять. Переживем и как-то переварим».
О прагматичности американских инвесторов
«Характерно, что американские финансовые институты всегда были более смелыми во взаимоотношениях с российскими, чем многие другие. Мы это объясняли тем, что, наверное, им проще позвонить в OFAC (Office of Foreign Assets Control; управление по контролю над иностранными активами в Минфине США. — РБК) и выяснить что-то или договориться. Когда впервые ввели санкции против нас, против крупнейших компаний российских, американцы все мандаты [на облигации] расхватали в то время, как европейцы отказывались. Я думаю, что американцы — очень прагматичные люди. Они смотрят за тем, затрагивают ли санкции интересы своих инвесторов».
Об отключении SWIFT и от долларовых расчетов
«Я не верю в отключение SWIFT, потому что чтобы нанести удар по нашему сектору, SWIFT не нужен. <…>
Зачем это американцам? У них есть свой инструмент. Они отключали наши банки и иранские банки до этого от долларовых расчетов с введением вторичных санкций в отношении европейских банков. Они говорят, что если ты (европейский банк. — РБК) будешь работать, допустим, с этим подсанкционным банком, то ты будешь тоже отключен от американской системы. Они чуть было не сделали это с французскими банками, когда были претензии по нарушению санкций в отношении России. Это пугает и европейцев».
Про потенциал и человеческий капитал
«Главное, что у нас есть, — это человеческий потенциал. Что бы мы ни говорили, еще в советские времена у нас были светлые головы, которые изобретали, делали и продвигали. Научный потенциал у России огромный. <…>
Надо перенацелить нашу экономику. Мы часть мирового рынка, и превратиться в Северную Корею для нас невозможно».
Есть ли риск пузыря на рынке кредитования
«Я не сторонник ограничительных мер административного характера и не вижу пузыря на сегодняшний момент. <…> У каждого банка есть своя система управления рисками. Мы, поверьте, за этим достаточно внимательно следим. Банкам надо зарабатывать деньги. Поэтому они готовы принимать на себя больший риск. <…> Будем ли мы усиливать политику в отношении контроля за рисками? Будем, если мы сами увидим, что есть пузырь. Банки, крупные уж точно, заинтересованы в этом».
Когда закончится бум на рынке частных инвестиций
«Нам кажется, что бум не прекратится, и повышение ставок, особенно не столь значительное, не сыграет в этом роли. Если брать долю инвестиций в средствах граждан, она еще далека от средних значений в других странах. У нас она — 20%, при этом может достигнуть 40%. В Европе данный показатель — 50%, в США — 80%, поэтому можно говорить о притоке 7–8 трлн руб. частных сбережений на рынок в ближайшие три года. Мы рассчитываем треть из этой суммы забрать, то есть показать прирост более 2 трлн руб. Безусловно, нужно ограничивать людей, плохо понимающих, что они покупают, от этих покупок».
Про дивиденды
«Мы возвращаемся к практике дивидендов на уровне 50% по итогам 2020 года. Но отмечу, что в этом году все западноевропейские банки вплоть до осени имеют жесткий запрет со стороны Европейского центрального банка на выплату каких-либо дивидендов. Поэтому у нас [в России] уникальная ситуация, когда Минфин все равно настаивает на том, чтобы банки и компании с госучастием платили 50%. И мы готовы платить, это хорошо влияет на стоимость акций, но у меня вопрос. Государство недавно заявило о том, что будет смотреть за дивидендами частных компаний и что большие дивиденды у частных компаний — это плохо. Что тогда получается? Если высокие дивиденды, допустим, платит ЛУКОЙЛ, это плохо, а если «Роснефть» — это хорошо? Тогда должен быть единый принцип».
Про ESG в России
«У каждого банка сегодня есть четкое понимание, какие кредиты он может давать, какому клиенту может открывать счета. Примерно то же, как я понимаю, на Западе хотят создать и для системы ESG, в частности для охраны окружающей среды. Но западноевропейские банкиры вовсе не желают все это взваливать на свои плечи. И я считаю, они правы. Стандарты должны вырабатывать и контролировать государственные органы. Естественно, банки готовы принимать участие в этом процессе.
Нам, конечно, надо прежде всего разработать комплекс собственных стандартов и далее стремиться к тому, чтобы международные стандарты учитывали наши интересы. Ведь наша экономика — ресурсная, во многом опирается на производство углеводородов. И нельзя, чтобы мировая политика ESG поставила Россию в неконкурентное положение. <…> ESG — это не только про экологию, но и про социальную ответственность. У нас в угольной промышленности заняты более 100 тыс. человек, еще более 500 тыс. работают в смежных областях. Мы что, хотим их всех на улицу отправить? Российская экономика — такая, какая есть, и при всех мировых тенденциях, изменениях мы все-таки должны двигаться поступательно».
Про работу с малым бизнесом
«Малый бизнес очень интересен. У нас огромный скачок: мы поставили цель в миллион подобных клиентов к 2023 году, по итогам этого года планируем, что их будет более 800 тыс. Почему интересен? Он высокодоходный. Он, конечно, более подвержен негативным цикличным колебаниям, но тем не менее. <…> Когда-то мои слова про малый бизнес истолковали так, что я против малого бизнеса. Но я сказал одну простую вещь: одного кредитования недостаточно для его развития. <…> Наше государство пыталось навязать крупному бизнесу закупки у малого бизнеса, а потом смотришь на них, а вокруг одни родственники или друзья. Такого тоже быть не должно. Поэтому мне кажется, что работа с малым бизнесом — это комплекс мер, надо больше его защищать, он более беззащитный перед лицом тех же самых силовых структур. Плюс его стоит защищать от проверяющих органов. Ему надо помогать, потому что в нашем понимании малый бизнес — это только пирожки печь, но это же не так. Нехватка финансов у этого бизнеса тоже проблема, но к исправлению этого мы сейчас идем, стремимся к этому».
Об инвестициях в «Первый канал»
«У нас отношения [с вещателем] развивались давно. Мы были и остаемся кредитором компании. Нам интересен этот актив как коммерческий проект. Не только мы так считаем, но и государство — иначе бы Максима Орешкина не назначили председателем совета директоров. Орешкин не отвечает в администрации президента за СМИ или за политику, он экономист, и это как раз говорит о том, что государство тоже имеет вполне прагматичный подход».
О катарских инвесторах
«Понятие «финансовый инвестор» — это точно про катарцев: никогда не вмешиваются в оперативное управление. Им важнее дивидендная политика. Если им не нравится, они продают».
О новых глобальных рисках
«Сегодня главный вызов состоит в том, чтобы меры поддержки не стали чрезмерными, не создали избыточного отрыва цен от фундаментальных значений и величин. <…> В следующие несколько лет основным риском для глобальной финансовой стабильности будет способность вовремя и постепенно свернуть меры поддержки 2020 года».
Главный вывод после года пандемии
«Никакая зараза нас не возьмет. Россияне — люди крепкие, и мы справимся с любой иностранной заразой. И второе — нам бы хорошо работать в мирное время так, как мы умеем мобилизовываться в период кризисов, пандемий, войн и т.д. В таком случае все было бы прекрасно, мы были бы одной из самых процветающих стран».
Авторы
Антон Фейнберг,
Иван Ткачёв,
Ирина Парфентьева