Сокращение помощи из центра усилит конкуренцию местных элит за финансовые потоки. Лидер Чечни вряд ли останется в стороне. События вокруг главы Чечни в последнее время стали единственными новостями федеральных СМИ, связанными с Северным Кавказом. Создается впечатление, что кому-то так даже удобнее: все остальные кавказские сюжеты выведены за пределы общественного внимания. А в связи с экономическим кризисом риски Северного Кавказа таковы, что не замечать их очень опасно.
Проблемы, возрастающие обратно пропорционально цене барреля, возникли не вчера, они формировались на протяжении последних десятилетий и, вопреки многим победным реляциям, решены так и не были.
Так, северокавказская элита – те самые пресловутые «кланы», еще несколько лет назад бывшие основной страшилкой в материалах федеральных СМИ о Кавказе, – никуда не делись и продолжают здравствовать. Операции против наиболее одиозных фигур, таких как мэр Махачкалы Саид Амиров, глава дагестанского отделения Пенсионного фонда Сагид Муртазалиев – не должны вводить в заблуждение: они были направлены против отдельных персонажей, но никак не повлияли на общую ситуацию в северокавказских «верхах», оставшихся столь же герметичными и способными защитить однажды отвоеванный доступ к ренте.
Хорошим примером служит «великий поход» против муниципалов, начатый примерно два года назад главой Дагестана Рамазаном Абдулатиповым, декларировавшим намерение избавиться от городской и районной вольницы. В итоге оказалось, что во всех значимых муниципалитетах «продавить» назначение своего кандидата, не вступая в сложные переговоры с разными местными группами влияния, региональная власть не может.
Города Махачкала, Дербент, Дагестанские Огни, Буйнакск – все это «этапы большого пути», на котором руководству Дагестана приходилось отказываться от первоначально поддержанных кандидатур глав в пользу других, ломать собственные кадровые замыслы в сложных внутриэлитных раскладах. Одним щелчком или даже серией уголовных дел отправить эти расклады в прошлое не удается.
В кризисных условиях, когда федеральные дотации регионам неизбежно будут сжиматься, поведение региональных элит может измениться. Одно из вероятных последствий кризиса состоит в том, что чиновничество, до сих привыкшее кормиться в основном с бюджетных потоков, начнет искать новые источники ренты. Самое опасное развитие событий состояло бы в том, что чиновники обратят внимание на неформальную экономику, те отрасли, которые в последние десятилетия существовали в северокавказских республиках без поддержки, но и без вмешательства со стороны государства, были для него как будто не видны.
Это такие достаточно открытые, саморегулируемые деловые ниши, как производство обуви, стройматериалов и жилищное строительство в Дагестане, производство овощей на востоке Кабардино-Балкарии и многое другое. Когда бюджетные потоки шли в регионы в достаточных количествах, этими островками экономической самостоятельности чиновники интересовались мало, лишь иногда делая невнятные декларации о необходимости привести их работу в соответствие со всеми юридическими формальностями. А вот теперь они, скорее всего, будут серьезнее интересоваться текущими у них буквально «за окном» финансовыми потоками.
Но просто так установить контроль над ними не получится, дело наверняка обернется серьезным противостоянием.
Еще одним результатом оскудения бюджетных потоков, идущих на Северный Кавказ, будет обострение ряда «спящих» или не до конца урегулированных конфликтов, связанных с массовыми переселениями жителей. Это вопрос о возвращении ингушских вынужденных переселенцев в Пригородный район, который они покинули во время межэтнических столкновений в 1992 году.
Это также вопрос о восстановлении в Дагестане Ауховского района, до депортации 1944 года населенного чеченцами, переселения в него чеченского населения и предоставление его нынешним жителям – лакцам жилья на новом месте. Принципиальных возражений против самих планов по переселениям ни у одной из сторон в этих конфликтах давно нет, все споры касаются только темпов предоставления участков, выделения субсидий, финансирования строительства жилья для переселенцев.
Но в условиях экономического спада, сокращения возможностей для заработка значимость такого «актива», как бесплатно выделяемый участок в сельской местности со скромным домиком, возрастет, и во избежание обострений государству придется уделять проблемам переселенцев гораздо больше внимания.
Замечу, что возможные обострения вряд ли могут быть межэтническими: речь в этих конфликтах давно идет исключительно о выполнении обязательств перед переселенцами государством. Но выступать от имени переселенцев будут активисты, «подкованные» именно в этнической риторике, которая после долгого перерыва рискует выйти на Северном Кавказе на первый план.
Важным последствием экономического кризиса на Северном Кавказе многие эксперты называют усиление роли ислама. Чаще всего говорят о том, что общее ослабление государства приведет к повышению роли религии как «регулятора», который постепенно будет перетягивать на себя рассмотрение различных споров, установление правил в разных сферах общественной жизни. На мой взгляд, даже на северо-восточном Кавказе, где роль ислама выше, чем на северо-западном, потенциал для такого развития событий сегодня ограничен.
На большое количество внутренних разногласий в местном исламе накладывается «дефицит кадров», крайне малое количество таких религиозных деятелей, чье образование и авторитет не вызывали бы сомнения у абсолютного большинства мусульман хотя бы в том регионе, где они живут. Однако в последнее время просматриваются иные «перспективы роста» для северокавказского ислама, причем перспективы, связанные именно с кризисом: ряд заметных в регионах проповедников осваивает социально-экономическую повестку, активно критикуют власти за невыполнение обязательств.
В Ингушетии, например, на этом поле активно играют имамы, оппонирующие местному Духовному управлению. То есть мечеть становится трибуной для озвучивания требований к власти, пусть и не политических, но актуальных для очень широких масс населения.
Возвращаясь к теме Чечни, стоит задать вопрос, сможет ли Рамзан Кадыров воспользоваться кризисом и усилить свое влияние на Северном Кавказе?
Это будет не так просто. Конечно, по силовому и финансовому потенциалу Кадыров существенно превосходит глав других северокавказских регионов. Но вот имеет ли он возможность применить этот потенциал за границами Чечни – большой вопрос. Попытки оказать влияние на ситуацию в соседних регионах глава Чечни, безусловно, делает.
Это хорошо видно, например, по уже упомянутому конфликту между Духовным управлением мусульман и неподконтрольными ему имамами в Ингушетии, который в прошлом году сопровождался даже попыткой силового захвата одной из мечетей. Известно, что в последние месяцы в Грозном побывали лидеры обеих сторон этого конфликта. Глава Чечни явно не стремится быть от него в стороне, а также сверять свою позицию в этом конфликте с позицией главы Ингушетии Юнус-Бека Евкурова.
Однако нет и признаков того, что Кадыров способен разрулить этот конфликт. Точно так же много говорится о «факторе Кадырова» в ситуации вокруг восстановления «чеченского» района в Дагестане, но и там не видно, чтобы он мог единолично определять ход урегулирования. Соседние с Чечней регионы слишком сильно от нее отличаются, там не только власть, но и неформальное право на насилие заметно меньше монополизированы, и рубить с плеча не получается.
Постоянное присутствие в федеральных новостных сюжетах – более надежный способ показать, что глава Чечни не «просто» руководитель субъекта федерации, что его амбиции значительно шире.
Однако проблемы, которые несет Северному Кавказу экономический кризис, придется решать независимо от того, что будет происходить дальше вокруг Кадырова. Именно о том, как предотвратить рост конфликтов в регионе в кризисных условиях, давно пора начинать думать всерьез.
Константин Казенин
Источник: