29 апреля в Мосгорсуде продолжится подготовка к судебному процессу о признании Фонда борьбы с коррупцией* и штабов Алексея Навального экстремистскими организациями. Прокуратура Москвы обратилась с иском в суд 16 апреля. По мнению ведомства, эти организации занимаются дестабилизацией социальной и общественно-политической ситуации «под прикрытием либеральных лозунгов». Интересы ФБК на суде представляют адвокаты «Команды 29» Иван Павлов и Валерия Ветошкина. Мы поговорили с Иваном Павловым о перспективах и казусах этого дела. 

Георгий Марков / Znak.com

 — Иван Юрьевич, по некоторым репликам сотрудников ФБК к соцсетях создается впечатление, что сотрудники Фонда борьбы с коррупцией* (внесен Минюстом в реестр иноагентов) практически уверены, какое именно решение вынесет суд по делу о признании ФБК экстремисткой организацией. А какой прогноз у вас? 

 — Ой, вы знаете, я давно живу в России и давно занимаюсь юридической практикой здесь. Делать прогнозы в условиях нашей юридической системы — дело неблагодарное, поэтому я этого делать не буду. Но тем, кто считает, что все предрешено, все будет плохо и так далее, я скажу так: не надо нас демотивировать. Нам работать в деле, мы адвокаты, нам нельзя заходить в процесс, зная, что все будет плохо. Мы дадим бой, будем защищать. К нам, конечно, обращаются не от хорошей жизни. Говорят, что мы участвуем в безнадежных делах. Я вам скажу так: нет безнадежных дел, бывают безнадежные адвокаты. 

Мы когда заходим в дело, мы должны верить в правоту аргументов, которые будем использовать, в невиновность нашего подзащитного. Или, если это организация, в добросовестность деятельности этой организации. 

 — Считаете ли вы доводы прокуратуры Москвы, с которыми она вышла в суд с иском, достаточным доказательством для признания ФБК экстремистами?

 — Понимаете, прокуратура там написала, что они [ФБК] выступают за сменяемость власти. Вообще сменяемость власти является конституционным принципом. Ясно, что об этом принципе у нас уже начинают забывать в силу определенных обстоятельств. Но сменяемость — это такая фишка, важная с точки зрения получения какой-то пользы вообще от той демократии, которая есть. Если демократия есть, а сменяемости власти нет, то это приводит к тем последствиям, которые мы сейчас наблюдаем в России.

— Будет ли решение суда прецедентным, если оно будет не в пользу ФБК? Есть ли опасность распространения подобной практики на другие организации, к примеру, движение «Голос» или общество «Мемориал» (организация признана иноагентом)?

 — Прецедентным это решение в определенной степени может, конечно, быть. В целом практика по признанию организаций экстремистскими есть. Вспомним этих бедных «Свидетелей Иеговы» (организация признана экстремистской и запрещена в РФ) несчастных, с которыми в России ну просто безобразие делают. 

—  Когда в качестве обеспечительной меры перед процессом прокуратура ограничила деятельность штабов Навального, Леонид Волков говорил, что юридически такой организации как «Штабы Навального» не существует. Как вы можете оценить такую правовую коллизию? Должны ли суд или надзорные органы признать экстремистским каждое юрлицо каждого штаба?

 — Да и штабы в отдельности тоже не являются зарегистрированными организациями. Законодательство о некоммерческих организациях настолько репрессивно по отношению к ним, что, как говорится, «безумству храбрых поем мы песню». Я удивляюсь, что некоторые еще работают в России и пытаются что-то делать в рамках НКО.

Некоммерческие организации в России очень много сил тратят на то, чтобы отбиваться от проверок. Административные издержки настолько высоки, что я считаю, что это просто неэффективно.

Но власть начинает подтягивать эти неформальные структуры, коими являются штабы Навального (у них нет ни устава, ни какой-то четкой структуры управления) к понятию «общественное объединение», власть берет клише из закона. Власть по-другому не умеет, не научили их еще.

Мы в процессе обратили на это внимание. Спросили: почему это прокуратура считает штабы Навального именно общественным движением, а не общественной организацией или политической партией? Четкого ответа мы не получили. Суд тоже заинтересовался этим, но сказал, что мы поговорим об этом при рассмотрении дела по существу.

Иван ПавловПредоставлено «Командой 29»

 — Как складывается практика оспаривания решений суда о признании организации экстремистской? Есть ли она вообще? 

 — Конечно, есть практика оспаривания. Разумеется, в большинстве случаев заканчивается все в пользу того, кто инициирует расправу над организацией. Я сейчас не приведу вам пример, где организации удалось добиться какого-то положительного результата. Оспаривать решение в случае чего, конечно, будем. И обязательно оспорим те глупые ограничения, которые наложены на Фонд борьбы с коррупцией. 

— Как вы считаете, в случае признания ФБК экстремистами, последуют ли за этим персональные дела об экстремизме в отношении сотрудников фонда? 

 — Юридически здесь прямой связи, конечно, нет. Она может быть, но вряд ли будут достаточные условия…

Если запретили деятельность какой-то организации, то ясно, что она прекратит свою официальную деятельность. Но люди-то, которые в ней работали, могут продолжить что-то похожее делать. Может, в рамках какой-то другой организации или сами по себе.

Но, разумеется, власть хочет подавить не деятельность некоммерческой организации самой по себе, а деятельность людей. Она всеми силами подбирается к этим людям. К одному уже так подобралась, что он находится сейчас в исправительном учреждении. И не он один. То есть цель действующего политического режима — подавить деятельность конкретных людей, посеять страх и сделать так, чтобы они отказались от этой деятельности. 

  — Давайте поговорим о гостайне. Было заявлено, что в материалах процесса содержатся сведения, составляющие государственную тайну, поэтому суд будет проходить в закрытом режиме. Как вообще процессуально происходит объявление каких-либо данных гостайной? 

  — Я не понимаю, зачем они засекретили эти материалы: сам иск засекречен и несколько объемных информационно-справочных материалов. Четыре тома всего в приложении к этому иску: два с грифом «секретно», два — «для служебного пользования». Не указано, на основании чего это сделано. Это просто текст, как бы хроника преследования по статьям экстремистского характера, участия в несанкционированных мероприятиях. Даже людей, не связанных с ФБК. Дело Прокопьевой там, например.

Псковская журналистка Светлана Прокопьева осуждена за оправдание терроризма и приговорена к штрафу в 500 тыс. рублей. Дело в отношении Светланы Прокопьевой длилось с конца 2018 года. Следователей возмутила ее авторская колонка на радио «Эхо Москвы в Пскове», в которой она анализировала теракт в УФСБ Архангельска. Следствие считало, что своим выступлением она, «заведомо зная, что взрыв в Архангельске был терактом, формировала у массовой аудитории мнения о признании идеологии и практики терроризма правильной». Свою вину Прокопьева не признала.

Все это указано даже не в хронологическом порядке. Просто перечисление всех кейсов, которые были в России за последнее время. 12 килограммов бумаги — хроника репрессий, собранная в одном месте. Мы об этом еще поговорим в суде, потому что, на наш взгляд, засекреченность совершенно не обоснована, мы будем с этим спорить. Засекреченность лишает нас возможности нормально работать с этими документами — нам нельзя их ни скопировать ни выписки какие-то сделать.

— На основании чего вообще засекречиваются те или иные материалы? 

 — Тема секретности в России — просто замечательная. У каждого министерства, службы есть свои сведения, подлежащие засекречиванию. Есть перечень секретных сведений в вооруженных силах. Министерство обороны России принимает его специальным приказом. Есть перечень сведений ФСБ, его директор ФСБ принимает. Если МВД засекречивает что-то, то они должны руководствоваться только своим перечнем. 

А в деле ФБК прокуратура, кстати, засекречивает свой иск, документы, руководствуясь перечнем от ФСБ, не имея при этом никаких документов от Федеральной службы безопасности. Таким образом прокуратура забыла «подтереть» след чекистов и выдает, откуда растут ноги [у дела] на самом деле. 

С начала года ФБК, а также СМИ опубликовали несколько расследований, в которых заявлено, что сотрудники ФСБ причастны к отравлению Алексея Навального. Кроме того, издания The Insider и Bellingcat публиковали расследование со свидетельством того, что сотрудники ФСБ, связанные с отравлением Навального также сопровождали в поездках журналиста и политика Владимира Кара-Мурзу, после которых он оказывался в больнице с симптомами отравления.

 — Если ФБК признают экстремистской организацией, и затем кто-то из бывших сотрудников организации призовет людей к участию в митинге, то как по-вашему, смогут ли власти привлечь участников митингов по уголовной статье за экстремизм? 

 — Вы задаете очень абстрактный вопрос. Может ли государство привлечь? Может, потому что хочет. Вправе ли оно? Тут уже надо разбираться, кто именно и в чем участвовал, были ли какие-то призывы. Тут столько деталей, которые надо разбирать, чтобы сделать это правомерным. Но желание, конечно, есть у власти. Желание сделать так, чтобы напугать людей, чтобы они не ходили на митинги. 

*Фонд борьбы с коррупцией по решению Минюста РФ включен в реестр иностранных агентов