Граждане нашей страны по-настоящему любят свое мифологическое представление о ней, тогда как объективная российская реальность гораздо менее дорога ее населению, чем любая другая страна своему

Питерский философ Дмитрий Лучихин продолжает в своем блоге изучения феномена по имени «Россия». В очередной своей публикации на эту тему, он раскрыл, наконец, для себя смысл загадочной тютчевской максимы «Умом Россию не понять…»

Отличной иллюстрацией к размышлениям Лучихина станет недавняя шутка в социальных сетях в ответ на заявление телепропагандистки Скабеевой о том, что если «на Донбассе живут русские люди, значит это Россия!»: начинаю волноваться за Брайтон-Бич»:

«Я так долго ходил вокруг да около, а понимание все время находилось перед самым носом.

Когда россияне говорят о России, они всегда (ну почти) подразумевают субъекта с этим именем собственным. А поскольку субъект, как таковой, неопределим, как то или это, он все время ускользает.

Они сами вносят изрядную путаницу, поскольку тщась хоть как-то определить неопределимое, говорят о языке, народе, культуре, земле и т. п., хотя стоит сосредоточится на любой из этих объективаций, сразу выясняется, что как раз это и не критично.

Народ? – заселим страну жителями Средней Азии. А какая разница, любят Россию — значит россияне.

Земля? – но россияне, где бы они ни находились, живут в русском мире, а все кто не разделяет этого чувства, враги и предатели. Даже если родились и всю жизнь прожили в России, на этой земле. И так далее.

Именно неопределимая и непосредственно переживаемая субъектность России есть то, о чем в один голос говорят самые радикальные ее критики, как о необъяснимой привязанности вопреки всему, как о пресловутом «и тем не менее», как в популярной песне Шевчука: «…все кричат уродина, а она нам нравится».

Переживание субъектности России заставляет гуманитарную интеллигенцию обязательно связывать с ней имена любимых авторов: Толстого, Чехова, Гоголя и других. Хотя казалось бы, какой ущерб понесет тот же Гоголь, если любить его безо всякой России, самого по себе.

Именно переживаемая субъектная России и есть та Россия, которую надо защищать невзирая на ее правоту/неправоту, которую нужно любить вопреки ее объективной стороне.

И если вдуматься, то защите, сбережению и консервации подлежит именно само это переживание субъектности с неотделимой аурой сверхценности. То есть под именем России, защищается не территория, не самобытность, не культура, а именно само переживание субъектности проецируемой в мифообраз.

Ну а далее остается лишь напомнить, что, поскольку механизм проекции субъектного во внеположный сознанию мифообраз, есть механизм досубъектного сознания, то этот факт лучше всего подтверждает, что несмотря на внешний слой современного, общецивилизационного сознания россиянина, его более глубокие основания находятся на крайне примитивной стадии развития. Что особенно контрастно проявляется на примерах образованных, интеллигентных, во всех прочих смыслах разумных россиян, тем не менее еще не способных понять, что девушка-весна это всего лишь метафора, а не реальное живое существо.

P.S.

Я хотел подчеркнуть, что психологическим мотивом здесь является задача сохранения, вечной консервации доступного переживания субъектного, лишиться которого кажется и страшно и аморально. Отсюда пафос. И именно это по-настоящему и называется Россией. А Россия как объективная реальность, гораздо менее дорога ее населению, чем любая другая страна своему. Уж очень она страшненькая без «водки».»