«Я же вождь!»

«Я же вождь!»

Как Ким Ир Сен разрушил экономику Северной Кореи и привел страну к полной изоляции.

Северная Корея — это бедность, голод и диктатура, а Южная — технологии, кей-поп и демократия. Примерно так рассуждают люди, знакомые с жизнью двух Корей по публикациям в СМИ. Между тем реальность куда сложнее и интереснее. Специально для «Ленты.ру» известный российский кореист Константин Асмолов написал цикл статей об истории Корейского полуострова и двух государств, бывших некогда одним целым. В прошлый раз мы рассказывали, как «южнокорейский Горбачев» Ро Тхэ У вел страну к демократии, но не собирался расставаться с властью. На этот раз речь пойдет о смерти великого вождя Северной Кореи Ким Ир Сена и тяжелейшем кризисе, который охватил страну в последние годы его жизни.

В 1992 году Конституция КНДР подверглась изменениям, главным из которых было создание Государственного комитета обороны с весьма широкими функциями. Точнее, если до правок этот орган являлся структурой Центрального народного комитета, то после он стал ведущим органом управления страной не только в военное, но и в мирное время. Конституция определяла его как «руководство и командование всеми военными силами страны». Ранее эту функцию выполнял президент.

Многим представлялось, что новая конституция отражает ухудшение здоровья тогдашнего лидера Северной Кореи Ким Ир Сена и передачу в связи с этим части его полномочий другим функционерам. Он сам в 1992 году в интервью газете The Washington Post отмечал, что пока занимается внешней работой, практически все внутренние дела делает его сын Ким Чен Ир. В апреле 1993-го он вступил в должность председателя «высшего руководящего органа военной власти».

Были в конституции и другие интересные изменения: из нее исчезли формулировки, посвященные марксизму-ленинизму, упоминания о пролетарском интернационализме и диктатуре пролетариата. Теперь идеологию чучхе (в переводе означает «самость, самобытность») трактовали исключительно как гениальную и самобытную, продолжение традиционной корейской философской мысли.

 

Окончательное вытеснение марксизма-ленинизма из идеологии КНДР сопровождалось усилением традиционалистского, националистического компонента. С этого же времени началась пропаганда взгляда, согласно которому Северная Корея обладает не только большей легитимностью, но и большей национальной идентичностью, чем Южная.

Если ранее акцент делался на экономическом и военном преимуществе, теперь стали говорить о том, что именно Север является местом, где сохранился истинно корейский национальный дух, в то время как на Юге все прозападно и бездуховно

В конце 1990-х ученые Пхеньяна развивали и идею так называемой Тэдонганской культуры. Они называли ее одной из пяти или семи колыбелей человечества и одной из древнейших цивилизаций наряду, например, с египетской и месопотамской. А в 1993 году, после заявления Ким Ир Сена о том, что могила легендарного основателя корейской нации Тангуна должна находиться рядом с Пхеньяном, северокорейские археологи раскопали так называемую «могилу Тангуна» в Кандоне, в провинции Пхёнан. При этом игнорировался тот факт, что рассказы об этой могиле имели народную этимологию.

Затем было объявлено, что в могиле найдены кости человека и золоченый бронзовый гроб и что обладатель этих костей, согласно радиокарбонному методу датировки, жил примерно за три тысячи лет до нашей эры. Появление «могилы Тангуна» должно было подтвердить, что именно район Пхеньяна является «вечной столицей корейской нации». Ученые из Южной Кореи, однако, полагают, что это захоронение более позднего времени.

Параллельно на Севере началось совершенствование административной системы по нескольким направлениям. Во-первых, с начала 1990-х повысилось внимание к выработке правильных методов партийной работы, борьбе с чванством и бюрократизмом. Это говорило как о стремлении учитывать опыт событий в Восточной Европе (где крах коммунистических режимов объяснялся тем, что партийная верхушка потеряла связь с массами), так и очевидно возросшим уровнем двоемыслия, который начал негативно влиять на работу административной системы. Понятно, что когда власти говорят о необходимости совершенствовать моральный облик чиновников, это означает, что проблема «замаранных» бюрократов уже вышла за рамки «отдельных проявлений» и становится массовой.

 

Во-вторых, началась борьба с коррупцией, каковая появилась в КНДР довольно давно — на это северокорейцы жаловались аж с начала 1980-х. В мемуарах известного перебежчика Кан Чхоль Хвана, посвященных стране после кризиса 1995-1997 годов, часто упоминаются взятки представителям власти как общепринятая форма общения с ними. Поймавший мелкого правонарушителя «человек при исполнении» бурно проявляет «революционный пыл», однако быстро успокаивается, получив мзду. А за право жить в столице бывшие ссыльнопоселенцы платили цветным телевизором, после чего все вопросы снимались.

Позже и Ким Чен Ир говорил на закрытых встречах, что «достаточно дать пару сотен долларов, и не устоит никто — ни синие погоны, ни красные», то есть ни сотрудники госбезопасности, ни армия

Кореевед Андрей Ланьков в связи с этим обращает внимание на то, что именно в то время во власти, и особенно в ее среднем эшелоне, произошла смена поколений. До начала 1980-х основная часть среднего чиновничества состояла из лиц, вступивших в партию в 1945-1950 годах и, как правило, отличившихся в ходе Корейской войны. Эти кадры искренне верили вождю и родине. На смену им пришло поколение конформистов, начавших делать карьеру уже в послевоенные времена, не прошедших военных испытаний, но более образованных и потому более склонных к двоемыслию.

Начало экономических проблем

С установлением дипломатических отношений между СССР и Республикой Кореей (РК) для КНДР закончился «режим наибольшего благоприятствования». Затем распался и восточный блок, на который в основном была ориентирована внешняя торговля КНДР.

В принципе, обе Кореи вынуждены были существовать за счет импорта, но если Юг обеспечивал себе ввоз необходимых товаров благодаря экспортно ориентированной модели экономики, то Север стремился обеспечить себе импорт за счет идеологических связей, в ущерб реальному экономическому сотрудничеству. Это дало о себе знать, когда идеология уступила место прагматизму.

По мнению американского историка Брюса Камингса, Северная Корея, как и РК, в значительной степени строила свою экономику за счет «плохих кредитов», только в данном случае речь идет о льготных условиях, на которых Северная Корея получала оборудование, и о периодическом списании ее долгов. Пока Москве был необходим форпост на Корейском полуострове, КНДР продавали нефть и другие стратегические товары по заниженным ценам и прощали выданные ранее кредиты.

Кроме того, в стране строили то, что хотели власти, а не то, что следовало бы, таким образом лишь усугубляя просчеты руководства и не создавая в стране базы для ее самостоятельного экономического развития. В итоге Север зависел от импорта, и как только поставки из-за рубежа прекратились — промышленность остановилась

Затем Советский Союз потребовал, чтобы Пхеньян расплачивался с ним не по льготным ценам, и импорт из СССР резко сократился (на 50-75 процентов), особенно — по энергоносителям. Очередной удар северокорейской экономике нанесло отсутствие свободно конвертируемой валюты: после распада СССР Россия предложила платить за энергоносители валютой и по принятым международным ценам. Уже в 1991-1992 годах экспорт нефти в КНДР упал до 30 процентов от предыдущего объема, что вызвало замораживание большей части строек в стране.

В 65 раз

сократился объем торговли между Пхеньяном и Москвой за десять лет. В 1990-м он составлял 2,5 миллиарда долларов, а к 2000-м достиг минимума: 38,5 миллиона долларов

Положение усугубил приход к власти Бориса Ельцина, который в открытую заявлял сотрудникам российского МИД, что вообще не желает слышать о Ким Чен Ире. В июле 1992 года президент России посетил Сеул и наговорил там много нелицеприятного о КНДР, объявив в том числе, что сотрудничество между странами иссякло.

Потеря СССР как ведущего торгового партнера лишила КНДР возможности справляться с ухудшающейся ситуацией. С начала 1990-х Северная Корея оказалась практически в полной международной изоляции — не только политической, но и экономической.

В сочетании с отсутствием в стране стратегического сырья (углеводородов) эта изоляция стала одной из причин масштабного кризиса. Острейшая нехватка нефтепродуктов, которые нельзя было больше закупать по льготным ценам, ударила не только по энергетике и транспорту, но и по химической промышленности, выпускающей удобрения, что через некоторое время начало сказываться на урожайности.

Кроме того, в середине 1990-х у Северной Кореи кончился запас валюты, за которую теперь она была вынуждена покупать продовольствие в СССР и Китае. Еще с 1992 года на Севере стали проявляться признаки продовольственного кризиса, например, в форме движения за двухразовое питание.

В декабре 1993 года на Пленуме ЦК ТПК (последнем, на котором присутствовал Ким Ир Сен) констатировалось, что задания третьей семилетки не выполнены. В новогодней речи Ким Ир Сен объявил 1994-1996 годы «периодом корректировки в области социалистического и экономического строительства». В течение этого трехлетнего периода переходной экономики предполагалось смягчить дисбаланс между отраслями промышленности, направив усилия на развитие сельского хозяйства, легкой промышленности и внешней торговли.

Что делалось для изменения ситуации? В начале 1990-х в стране появились крестьянские рынки, но цены на них были слишком высокими для общей массы населения, а торговать там рисом было запрещено. В декабре 1993-го были приняты законы об иностранных инвестициях, совместных предприятиях и свободных экономических зонах. В январе 1994 года власти пересмотрели «Закон о совместном предпринимательстве» так, чтобы он еще более благоприятствовал инвестициям иностранцев, и создали специальную экономическую зону в районе Раджин-Сонбон.

Впрочем, относительно сравнения КНДР и РК с точки зрения качества жизни следует помнить, что не все поддается прямому или количественному сравнению. Многое зависит от того, какие приоритеты выдвигает сравнивающий. К примеру, на Севере нет безработицы, но нет и свободы выбирать или менять работу; нет инфляции, но нет и свободного распределения продуктов; есть бесплатное образование, но оно не свободно от идеологических догм. По темпам урбанизации Северная Корея, где численность городского населения составляла 74 процента, не сильно отставала от Южной, где этот показатель был равен 78 процентам. А по темпам охвата детей прививками КНДР опережала даже США.

Кстати, характерной чертой режима того времени была либеральная валютная политика. Еще в конце 1980-х в стране появились магазины типа «Березка» («Наквон»), где можно было купить даже костюм от Gucci. А с середины 1990-х «империалистические деньги» заметно потеснили местную валюту в качестве платежного средства как при крупных сделках, так и в повседневном обращении. Иностранная валюта, особенно евро и юани, достаточно широко используется и ходит по рукам.