Российский журналист Андрей Бабицкий о процессах, получивших название «Русской весны», и их перспективах. Специально для Vesti.lv.
Вошедшее в наш обиход выражение «Русская весна» не очень нравится критикам существующего в России режима, обо они утверждают, что в пространстве русского (имеется в виду не только страна и государство) нечему возрождаться, а Крым и Донбасс — это отнюдь не новая субъектность русских, а бессмысленный бунт плебса, имеющего отчетливо выраженные советские корни. Мне, между тем, представляется, что в отражении фундаментальных смыслов того, что получило имя «Русской весны», эти два слова подобраны предельно точно.
Если разложить определение на отдельные составляющие, то выяснится, что это не просто романтическое название захватывающих дух изменений, но и точное описание самого хода событий. Весна – это именно то, что было пережито: возвращение жизни после долгой зимней спячки, обретение всей полноты существования после вынужденного умаления. И это не управляемый, не руковотворный, а природный процесс, имеющий естественные причины, и неизбежный в силу невозможности предотвратить, остановить или запустить вспять смену времен года.
Реакция Крыма и Юго-востока Украины на Майдан была спонтанной («природной»), как бы кто не пытался утверждать обратное. Протест не имел ни малейших признаков инспирации со стороны России, которая вообще действовала ситуативно, следуя за логикой протеста, но ни в коем случае не стараясь его опередить. Именно это имел в виду Владимир Путин, когда говорил, что решение о присоединении Крыма было принято лишь после того, как стало ясно, что подавляющее большинство крымчан выступают за возвращение полуострова в Россию. Собственно, сам конфликт не был нервной реакцией на Майдан, он стал итогом многолетнего противостояния между дискриминируемым русским населением с его языком, традициями, историей, культурой и проектом строительства украинской нации. Многие аналитики ставят себе в заслугу то, что говорили задолго до кризиса об угрозе гражданской войны на Украине. На самом деле, тенденции были понятны, поскольку постсоветское пространство уже имело опыт войн, развязанных националистами. Что касается Украины, то речь шла только о сроках начала гражданского противостояния и его формах.
Принципиальным для «Русского мира» явилось то обстоятельство, что в Крыму и в Донбассе впервые за всю постсоветскую историю русский человек не стал дожидаться помощи со стороны. Более того, мало кто вообще поначалу рассчитывал на эту помощь, наоборот, исходя из логики действий России в предыдущие годы, следовало сразу поставить крест на всяких надеждах дождаться деятельного вмешательства Москвы во внутриукраинские дела. Кроме того, нынешняя российская политическая система устроена так, что она не нуждается в какой-либо активности снизу – ни «за», ни «против». Власть просто не имеет представления, как использовать энергию народного протеста или народной поддержки. Человек с гражданским сознанием в России фактически парализован, ибо взаимодействовать с властью он может только через формальные институции – искусственные и неэффективные в большинстве случаев. Именно поэтому субъектом событий «Русской весны» мог стать только русский со стороны, сохранивший способность действовать без оглядки на нейтрализующую функцию государства.
В результате мы получили новую реальность в границах которой именно народный протест становится главным двигателем событий, а российское государство не только не пытается обуздать его опасную при иных обстоятельствах силу, но становится его союзником и партнером. Крым, а потом и Донбасс дали ответ на вопрос – имеет ли право представитель «Русского мира» взять в руки оружие, когда опасность угрожает его достоинству, культуре, языку и истории. Ответ этот оказался утвердительным.
Итогом прошедших двух лет можно считать изменение привычной системы координат, в которой государство по умолчанию считалось субъектом новейшей русской истории. Оно – государство – сознательно уступило место человеку, фундаментальные интересы которого успешно долгое время игнорировало. Могут сказать, что да, в какой-то момент что-то подобное имело место, но потом и Крым, и Донбасс вновь оказались в удушающих объятиях российской бюрократии и люди, рассчитывавшие на то, что они смогут собственными руками формировать параметры своей новой жизни, опять оказались обмануты.
Это отчасти так, но по большому счету новая иерархия гражданских ценностей никуда не делась. Народ не просто может, а отныне имеет признанное право проявить свою волю при решении судьбоносных вопросов. «Русская весна», начавшись на Украине, стала событием русской жизни, поменяв природу российского государства.
Оно не стало более эффективным в плане управления, бюрократическая система фактически осталась прежней, коррупция и прочие прелести отечественного быта также сохранились в прежних объемах. Но признание первичной субъектности народа, которая выражает не привычными способами – через выборы, политические партии или даже митинги или шествия – а революционным отрицанием с оружием в руках того, что представляется несомненным злом.
Понятно, что не только Крым, но и непризнанный Донбасс стали сегодня территорией России а, соответственно, вооруженное сопротивление получило легитимность и прописку на государственном уровне. Не то, чтобы российские граждане в будущем смогут в случае несогласия с властью, доставать из схронов пулеметы и выходить на улицу. Нет, право на вооруженный протест действует, пока может быть реализовано только в борьбе с нацизмом. Но это ключевой момент возвращения сознания и достоинства, которые наполнили собой пространство «Русского мира». В течение долгих лет русские и русское за пределами России подвергались гонениям, а их проблемами занимались полумаргинальные организации.
Поэтому перспективы структурирования «Русского мира» связаны прежде всего с ограничением дискриминации русских в бывших союзных республиках. Как скоро будут найдены эффективные формы защиты для таких плохопроницаемых для России пространств как Прибалтика или Средняя Азия, сложно сказать, но выдвижение на эти направления обязательно будет происходить. И это взаимонаправленный процесс, поскольку двигаться навстречу друг другу будут русские общины и русское государство. С практикой делать ставку на формальные и бессмысленные политические силы, типа «Партии регионов», которые прикрываясь интересами русскоязычного населения, на самом деле заботились только о карманах элиты, я думаю, покончено.
Каким образом новые элементы легитимности народного процесса войдут во внутреннюю политику Россию — мне пока неясно, но я очень рассчитываю, что и это неизбежно.
Источник: