Анекдотические ассоциации Качиньского №2

anekdoticheskie-associacii-kachinskogo-2

Брат погибшего в авиакатастрофе под Смоленском президента Польши Леха Качиньского – Ярослав Качиньский, похоже, собрался превратить изучение трагедии в какую-то гнусную комедию на крови. Комментируя отчет МАК о катастрофе, он счел возможным сослаться на «Радио Ереван».

Здесь надо напомнить, что в советскую эпоху были популярны анекдоты про армянское радио, которое давало потрясающие ответы на вопросы слушателей. До Польши, оказывается, анекдоты эти дошли в переводном варианте «Радио Ереван». Хорошо еще, что Качиньский №2 не вспомнил не менее популярные советские анекдоты про Штирлица и Чингачгука, Рабиновича и тещу. Очень возможно, что он их бережет для следующих, не менее ярких выступлений.

Что происходит в голове человека, у которого смерть родного брата и его сопровождающих вызывает ассоциации со старыми анекдотами? Интересно было бы послушать комментарии специалистов соответствующего профиля. Как все это с медицинской точки зрения выглядит? Что бы Зигмунд Фрейд сказал?

Ярослав Качиньский заявил о намерении разработать проект заявления, отвергающего окончательный отчет Межгосударственного авиационного комитета (МАК) о причинах катастрофы. Ярослав Качиньский назвал отчет МАК смешным. «Кто знает Россию, мог ожидать, что таким будет отчет МАК», – заявил он, комментируя содержащиеся в отчете положения, возлагающие вину за катастрофу исключительно на польскую сторону.

Глубокий знаток России мог бы задуматься над тем, что ежели с земли твердят о плохих условиях посадки и советуют идти на запасной аэродром, то надо слушать и исполнять. Целее как-то будешь. Армянское радио советской эпохи точно посоветовало что-нибудь в этом духе.

Сразу же по окончании пресс-конференции МАК Ярослав Качиньский назвал доклад МАК «сборником спекуляций», хотя просто физически не имел возможности ознакомиться с текстом. «Премьер Туск не принял ни одно из наших предложений по поводу того, как добиться проведения следствия по этому делу именно польской стороной, – сказал Качиньский. – Ну, вот мы и получили последствие этой позиции – доклад, который односторонне обвиняет в катастрофе польских пилотов».

Понятно, что заключение МАК многим полякам сильно не понравилось и вызвало поток соответствующих заявлений. Но они, по крайней мере, не сопровождаются ссылками на анекдоты.

Глава МВД Польши Ежи Миллер, например, раскритиковал российских диспетчеров аэродрома Смоленск-Северный. По его словам, они должны были однозначно запретить посадку президентского лайнера под Смоленском. Выступая в эфире одного из местных телеканалов, Миллер подчеркнул, что смоленские диспетчеры консультировались с Москвой, что негативно отразилось на их работе. Польская сторона намерена опубликовать собственный отчёт в расследовании причин авиакатастрофы, в который войдёт расшифровка переговоров между смоленскими и московскими диспетчерами. Глава МВД Польши не уточнил, откуда у поляков появились эти расшифровки.

Любопытно было бы представить реакцию Леха Качиньского на запрещение садиться, если бы это произошло.

Председатель МАК Татьяна Анодина заявила, что российские диспетчеры не могли запретить польским пилотам посадку, поскольку иностранные экипажи принимают подобны решения самостоятельно.

Недостоверным и скандальным назвала отчет Межгосударственного авиационного комитета (МАК) о Смоленской катастрофе депутат Сейма Польши Эльжбета Якубяк. По ее словам, этот отчет – чисто политический и не имеет ничего общего с ответами на вопросы о технических причинах катастрофы. «Это документ оскорбляет всех, связанных с жертвами катастрофы», – отметила она, добавив, что председатель МАК Татьяна Анодина руководствуется психологическими экспертизами для обоснования катастрофы. Она извинилась перед семьей генерала Анджея Бласика, у которого в крови, как заявила Анодина, был обнаружен алкоголь.

Вопрос о том, откуда депутат Якубяк знает, что алкоголя не было, остается открытым? И не оскорбляет ли память погибших юморок Ярослава Качиньского? Кто бы объяснил ему, что знание анекдотов уместно демонстрировать, максимум, в компании за рюмкой чая, а не при публичном обсуждении массовой гибели людей.