Интервью Павла Ивлева PublicPost меня удивило, но не слишком. Я уже привык к неожиданным действиям представителей так называемой старой бизнес-эмиграции, когда некоторые из них поначалу относятся дружественно, готовы к участию в совместных проектах, а потом в какой-то момент начинаются интриги, клевета, заявления и интервью, в которых критика граничит с грубостью и откровенно сквозит неприязнь и ко мне, и к тому проекту, который они до этого на словах поддерживали. Если Ивлеву не подходит моя концепция создания и работы Международного Антикоррупционного Комитета, он должен был об этом сказать прямо, заранее. Я бы его в этом случае в МАК не пригласил бы. А он бы имел возможность, которую имеет и сейчас, создавать ту организацию, которая соответствует пониманию его и всех тех, с кем он себя в этом интервью ассоциирует: Березовскому, Колесникову, Навальному.
Я бы на его месте постеснялся так поступать, как это сделал он.
Два типа бизнес-эмиграции
Ивлев отразил важную и интересную проблему – становление двух типов российской бизнес-эмиграции за границей. Первая группа – «старая» эмиграция (независимо от возраста) появилась после того, как пришел к власти Владимир Путин и его питерская группа. Питерские укрепились и начали передел собственности, которая была захвачена и приватизирована в начале 90-х годов, а создана в СССР усилиями всего народа.. В эту группу попал и Березовский, хотя именно он участвовал в приводе Путина к власти, в выборе Путина. Березовсаий попытался контролировать Путина и управлять им (но не в плане борьбы с воровством). Путин, впрочем, решил, что ему не нужен такой командир. По этой причине Березовский уехал из России в числе многих других. Эта эмиграция осела, привыкла жить на те деньги, которые успела вывести из России.
Вторая группа, к которой отношу себя и я, эмигранты-бизнесмены, которые создавали собственный бизнес, но попали под наезд путинского режима в конце 2000-х, испытали на себе рейдерские захваты. Это было у меня, Шорора, Архангельского, Бородатова, недавно – Бородина. На подходе и другие.
Эти группы могут сотрудничать, но слиться в едином порыве и экстазе у нас не получится. У нас разный жизненный опыт, разная психология, разные моральные принципы и разные приоритеты.
Отношения между нашими группами не просто сложные, а удивительные. Я не ожидал, что будет такой негатив, интриги и попытки любыми путями сорвать проект или залезть в него и поглотить. Причем, я имею ввиду, что этим делом занялись сразу и кремлевские силы и их агенты, и представители эмиграции, которые позиционируют себя в качестве оппозиции. Было давление со стороны оппозиции, которые пытались добиться отказа от членов комитета от участия в МАКе, чтобы они присоединились к другому проекту. Я имею ввиду проект, который делает первая эмиграция. То же самое продолжается до сих пор. Я думаю, что с этим было связано размещение на своем личном блоге Андреем Сидельниковым материала, который появился, через сутки после публикации в конце января «Санди Таймс», на сайте в Воронеже, который принадлежит российскому эмигранту, проживающему в Германии. В материале сообщалось, что в Лондоне Морозовым создана группа, которая будет заниматься шантажом и грабежом российских чиновников. При этом, с Сидельниковым я не знаком. За три года войны обо мне в интернете можно легко найти несколько десятков тысяч публикаций. Всего три клеветнические. По двум из них я подал иски в суд и выиграл. Одна из них та, которую разместил на своем блоге Сидельников, который, кстати, занимается в Лондоне организацией оппозиционных демонстраций перед российским Посольством в Лондоне. Потом он тоже самое рассказал Правде.ру. Поскольку Сидельников не дает опровержения, не рассказывает, кто его, как он говорит, «попросил» разместить такой материал, мы вынуждены идти в суд, чтобы привлечь его за клевету.
Кроме этого, несколько дней назад произошел очень интересный эпизод. Давлением на членов МАК нас уже не удивишь, но этот случай особый. Один из членов МАК был вызван на встречу в Лондоне. Попросили об этой встрече по телефону из России. На встречу пришли два человека, один из которых гражданин бывшей Югославии, другой – россиянин, который, как мы подозреваем, был представителем российской спецслужбы. Они предложили члену МАК сделать заявление, что МАК не существует, что Морозов все выдумал. Ему было предложено продолжать антикоррупционную деятельность, но в рамках структуры, которую создает старая оппозиция. Были названы конкретные фамилии, с кем по их мнению следует работать и бороться с коррупцией. С Морозовым, по их мнению, вместе с коррупцией бороться нельзя. За это ему было обещано закрыть уголовное дело, прекратить наезд ФСБ, вернуть собственность и решить все его проблемы.
Ему откровенно сказали, что этим занимается Кремль. В частности, они назвали одного из сотрудников Управления делами Президента РФ, который проходит по уголовному делу, которое возбуждено по моему заявлению против Лещевского (Владимир Лещевский – управление делами президента России, бывший заместитель начальника главного управления капитального строительства – PP). Зовут этого сотрудника Сергей Смирнов. Именно Смирнов угрожал моей семье, именно он говорил “Умоетесь кровью, кровью захлебнетесь”. И этот Смирнов теперь занимается давлением на членов МАК, присылает сюда сотрудников спецслужб и бывших югославов. На встрече было заявлено, что группа, которая создана в Кремле, работает со всеми членами МАК, кроме, естественно, Морозова. Что они добились того, что другие уже отказались от Морозова, перечислили и Льва Пономарева, и Архангельского, и Колесникова, и Илью Пономарева. Попросили телефон Корчагина, с ним они связаться не смогли. Мы сейчас по этому случаю подготовили заявление в полицию. Я не называю фамилии тех, кто за этим стоит, кто в этом замешан, потому что лондонская полиция должна все проверить и, думаю, что она все установит. После того, как будут установлены реальные лица и фамилии, мы все расскажем.
О борьбе с коррупцией
Существуют много вариантов борьбы с коррупцией. Первый – это конкретное противостояние коррупционерам. Конкретная борьба: сбор доказательств, обращение в правоохранительные органы, в суды, размещение в СМИ информации о конкретных коррупционных преступлениях, конфликтах, рейдерских захватов чиновниками частного успешного бизнеса. Первым прорывом блокады молчания о коррупции в Кремле был мой случай. Говорить о своем конфликте я начал в мае 2009 года, но прорваться в информационное поле удалось лишь в мае 2010 года, когда я дал первое интервью The Sunday Times. Потом Колесников заявил о стройке дворца Путина, потом появились и другие громкие заявления из регионов.
Второй метод борьбы с коррупцией – блогерские проекты, из которых самым успешным можно назвать проект Навального. Этот проект был очень успешно реализован, но не только потому, что был поддержан первой волной бизнес-эмиграции. Прежде всего, у Навального работали хорошие профессионалы в России.
Третий – «проект Гольдфарба». Я поставил его в кавычки потому, что проект не был реализован. Это была попытка объединить то, что сделал Браудер, создав списки Магнитского, и Навальный.
Я хочу отметить, что Ивлев сказал неправду, сообщив о том, что я участвовал в этом проекте. Гольдфарб пригласил туда Березовского, Чичваркина, Льва Пономарева, Невзлина (это те, кого мне называли сам Гольдфарб и Лев Пономарев). Мне было предложено на добровольной основе поставлять информацию для них. Я очень позитивно воспринял то, что они собираются делать. Я надеялся, что смогу эффективно реализовать свою информацию.
Но проект не реализовался. Те 150-200 тысяч долларов, которые получил Гольдфарб на раскрутку и создание сайта от реальных участников проекта, закончились, и проект выдохся.
О создании МАК
Сбором информации о коррупционерах, поискам их собственности я занялся еще до того, как узнал о проекте Гольдфарба. К тому времени я уже два с половиной года воевал с Управлением делами Президента, ДЭБ МВД, ФСО и Налоговой службой. Я был уже известен, люди поддерживали меня, в том числе и тем, что предоставляли внутреннюю информацию из лагеря противников. Часть этой информация я использовал в своих материалах и судебных делах, в письмах в прокуратуру, Следственный Комитет. Часть передавал журналистам, оставаясь в тени. Часть оставлял «на потом», то есть готовился к использованию, когда сумею создать организацию, которая сможет перекрывать каналы увода денег за рубеж, находить запрятанные деньги, акции, собственность. Тогда, понимал я, эта информация сэкономит и силы, и средства.
Так рождался и готовился четвертый – наш проект на поле борьбы с коррупцией – это Международный Антикоррупционный Комитет. Это проект именно второй волны эмиграции.
Я плохо знал эмиграцию, поэтому в инициативную группу пригласил разных людей: и из старой эмиграции, и политических, но внутри я чувствовал, что опираться надо на «своих», тех, кто реально создал свое дело, отстаивал его, потерял, борется, чтобы вернуть. То есть ведут войну за свои собственные деньги, дело. Такие лучше понимают и чужие проблемы. Они не ходят и не просят деньги у каких-то олигархов. Мы более эффективны, и это бросается в глаза.
На данном этапе важно, чтобы в нашем комитете были люди, которые имеют общественное признание, что они борются с коррупцией. Чтобы не создавалось впечатление, что люди пытаются сесть не на свою тему, на модную или потенциально доходную ниву. Я три года воевал: писал и передавал письма президенту, возбуждал уголовные дела. Когда в Москву приезжал принц Эндрю, посол Великобритании пригласил именно меня на обед с ним как успешного российского бизнесмена, который занимается проектами в Кремле и в Сочи, но при этом борется с коррупцией. Так же меня встречали и в Лондоне, например. То есть все эти годы я оставался успешным бизнесменом, который открыто борется с коррупцией на самом высоком политическом уровне. Поэтому простить Сидельникова и тех, кто за ним стоит, кто написал: «Известный борец с коррупцией оказался шантажистом»,- я не могу, не хочу, не собираюсь. Если Сидельников хочет достойно выйти из этой ситуации, он должен официально извиниться, дать опровержение и объяснить, как и кто его использовал.
МАК вышел на поле борьбы с коррупцией и выполнит поставленные задачи, несмотря на то, что нас сразу оклеветали, начались интриги. Я могу сказать четко и открыто, что нам вся регистрация обошлась в сумму порядка 35 тысяч фунтов, но это не только регистрация некоммерческого предприятия «Международный Антикоррупционный Комитет», но и создание сайта и регистрация одноименного благотворительного фонда. Благотворительный фонд будет готов через 10 дней. Конечно, 200 тысяч долларов только на сайт Гольдфарба – это совсем другая история.
В нашем комитете мог бы быть Навальный, потому что действительно сделал большое дело по раскрутке темы борьбы с коррупцией, но, по тому, что говорит в интервью Ивлев, Навальный слишком связан со старой эмиграцией. Ивлев говорит, что Навальный на МАК отреагировал настороженно. По словам Ивлева, если “Морозов не будет устраивать театр одного актера, Навальный обратит на него внимание”. Мне не надо, чтобы Навальный обращал на меня внимание. Он что, режиссер в Большом театре, а я там артист балета? Он не Шаболтай, а я не Витас. Я участвовал в операции по разоблачению кремлевских чиновников, передал письмо президенту, начал следствие против генералов из ФСБ, МВД, верхушки УДП РФ тогда, когда Навальный был мелким юристом и блогером, которого толком никто не знал.
Я делаю то дело, которое сам решаю, как надо делать и с кем. Те, кто присоединяются, тоже самостоятельные люди, и они сохраняют свою самостоятельность. Нас объединяют одни задачи, один подход к их решению, одни принципы. Если кто-то, например, Ивлев или Навальный, считает, что надо делать что-то другое, он имеет полное право делать свое дело, поступать и работать так, как он считает нужным.
Если Навальный захочет сотрудничать, пусть напишет. Мы готовы к сотрудничеству. Его проект информационный, теперь политический. Возможно, МАК ему сейчас не интересен именно поэтому. В политику мы не очень лезем. Я считаю, что в России нет политического лидера и организованной политической силы, которая способна взять власть и принести благо России. Сколько ни кричи на площади «Кто здесь власть?!», сколько не кричи вместе с группой поддержки «Мы!», властью не станешь. Это даже не борьба за власть. Это блогерство на площади.
Хотя МАК определенной степени будет развиваться как общественная организация, общественная сила. В течение месяца у нас будет представители в 20 российских городах. Нами интересуются общественные организации, которые хотят сотрудничать с МАК. Самое важное, что сейчас к нам обращаются бизнесмены, которые уезжают из России и хотят бороться вместе с нами. Для этого мы им предлагаем привести доказательную базу, в этом случае мы сможем оказать им помощь. Причем не только в борьбе за свою собственность, но и в создании своего бизнеса на территории Великобритании.
Я сам создал Англо-русскую строительную компанию, первую строительную компанию в Великобритании с российским капиталом. Мы начинаем работать по нашему направлению: проектирование, строительство. Английские связи, доверие ко мне помогают получать объекты, которые выгодны и как инвестиционные объекты. Мы предлагаем нашим партнерам подключиться к этой работе.
О работе МАК
Мы сейчас занимаемся тремя основными делами: дело Виталия Архангельского, дело Павла Бородатова и «Москонверспрома», то есть мое. Мы готовы работать по делам Изместьева и Шорора. Виновные в захвате их собственности и незаконном осуждении включены в наш список по предложению Льва Пономарева. Однако, никаких документов Пономарев нам не передал. Надеюсь, что кто-то такие документы от него получил и работает по ним.
По делу Архангельского сейчас достигнут серьезный результат. Арестованы счета и собственность банка «Санкт-Петербург» и главных инициаторов захвата его фирм. В уголовный суд вызываются свидетели, которые, мы надеемся, будут переведены в разряд обвиняемых. Среди них представители семьи Матвиенко. Сейчас суд переводится в Великобританию. МАК решает конкретный вопрос об оплате адвокатов Архангельского, который, естественно, имеет финансовые проблемы. Мы уже готовы предложить Виталию конкретный вариант решения этой проблемы.
Кстати, я сейчас шучу, что МАК в первые недели своего существования установил три рекорда: Виталий Архангельский стал первым россиянином, который получил политическое убежище во Франции; я получил политическое убежище в Великобритании за 6 дней, считая от даты интервью в министерстве внутренних дел.
Я уверен, что Павел Бородатов тоже установит рекорд. И этот рекорд будет достигнут уже в получении своей собственности, которая была захвачена командой губернатора Карелии. Мы на его примере, на его случае сейчас отрабатываем методы решения конфликтов, когда незаконно захваченная собственность продана иностранной компании. И мы знаем, как решать этот вопрос. Это не займет годы. Рекорд будет установлен именно по срокам. Более того, я уверен, что мы на этом не остановимся и губернатор Карелии и его подельники станут первыми чиновниками из списка МАК, которые будут сняты со своих постов и отданы под суд в России за рейдорский захват собственности и бизнеса.
Что касается моего дела против руководства Управления делами Президента, то я, в силу специфики и состояния дела, сейчас подробно рассказать о нем не могу. Уверен, что в апреле результаты будут и у меня.
В ближайшие дни мы прибавим к нашим делам еще несколько. Увеличится и список. Бизнесмены перебираются из России к нам, надеясь на нашу помощь в решении их проблем. И мы постараемся их не подвести.
Кого «напрягает» Морозов
В интервью Ивлева есть заявления о том, что Морозов «делает свое шоу», «никого не слушает» и “напрягает”, прежде всего самого Ивлева. Это слово Ивлеву особенно нравится. Замечу, что Ивлев попал в МАК не потому, что он возглавляет какой-то институт и хочет нас поддерживать, а потому, что я его пригласил. Когда я его приглашал, он действительно говорил, что надо привлекать других людей – Колесникова, например. Сейчас он говорит о Березовском. Хотя тогда, мне кажется, он его не называл, потому что я изначально говорил о том, что не хочу видеть в МАК людей, которые известны в России с негативной стороны. Если мы боремся с коррупцией в российском государстве, это не значит, что мы боремся с одними и прикрываем других. Мы боремся с коррупцией как системой, а не просто с режимом. Ивлев переиначил эту фразу, сказанную мною на пресс-конференции.
Дело все в том, что беда России не в том, что Путин у власти, а в том, что воровская мораль стала нормой жизни и нормой власти. Стало нормой для той части общества, которая владеет государственными рычагами. Если мы хотим что-то сделать, мы должны изменить мораль. Борьба с Путиным не может контролироваться и возглавляться теми, кто привел Путина к власти, кто действовал по тем же принципам, что и путинская группа.
Да, у меня были разногласия с Колесниковым. Ивлев в интервью спрашивает, зачем Колесников должен приносить свой список коррупционеров, если он опубликовал его в The New York Times. Я считаю, что если человек становится членом МАК, организации, которая создает свои списки и работает по ним, то в высшей степени некрасиво говорить: пойдите, поищите мой список, который когда-то вышел в The New York Times. Существует договоренность: члены МАК должны передавать свою информацию в МАК. Я тоже занимаюсь другими делами, и потратил на это немалые деньги, но я передам результаты работы в комитет.
Другая сторона конфликта: Колесников вместе с Львом Пономаревым и другими подписался под письмом Буковского, в котором, кстати, говорится, что подписавшиеся поддерживают наши идеи. Причина в том, что я опубликовал список, который авторы письма не завизировали. Этот список составлялся из четырех: моего, Льва Пономарева, Корчагина, Бородатова и Архангельского. Неожиданно те, кто списки не представил, начали требовать право на контроль за списками других, право вычеркнуть некоторых людей. К ним присоединился Лев Пономарев. Получается так: пускай Архангельского грабит Матвиенко, но у Колесникова с Матвиенко отношения хорошие, значит, ее надо вычеркнуть. Я такой подход не могу поддержать, я подобного не допущу. Как это так? Это не борьба с коррупцией – это попытка блокировать борьбу с коррупцией под видом борьбы с коррупцией. Человека можно убрать из списка, доказав, что он туда попал по ошибке. Это единственный вариант.
В интервью Ивлева меня еще поражает то, что он говорит, что не в курсе того, что делает МАК, но при этом выносит свои решения и ставит оценки. Так нормальные юристы, адвокаты не поступают. Наверное, следует сначала выяснить что и как делается, а потом выносить свои суждения. И не на публику. Сначала надо поговорить между собой. Пока ты член организации, давать подобные интервью о ее работе, об ее инициаторе и руководителе, по крайней мере не этично. Выйди из МАК и «поливай».
Единственное предложение, которое озвучил мне Ивлев, кроме привлечения Колесникова и Березоввского, было предложение оплачивать работу. Он сказал, что работает за деньги. Но никаких денег, во всяком случае, членам МАК, пока, мы платить не собираемся. Члены комитета наоборот финансируют проект, прежде всего, организационные вопросы. Мы приняли решение, что члены МАК должны сделать взносы, в том числе Ивлев. Назвался груздем, полезай в кузов. Мы направим ему письмо с просьбой внести свой вклад в создание МАК. 15 тыс. фунтов, как все.
До этого мы планировали его привлечение к проекту в том числе как юриста, а теперь, думаю, после этого интервью не будем. У меня есть другие юристы. В МАК нужны определенные нравственные стандарты. Человек, который вчера разговаривал со мной без претензий, участвовал в пресс-конференции, а после этого дает интервью, где господин Морозов такой-сякой, а в МАКе все должно быть по-другому. Даже скайп ему не нравится, благодаря которому он сумел получить возможность из США участвовать в лондонской пресс-конференции. Если бы он мне это сказал заранее, я бы сказал ему: “Павел, живите в Штатах. Надеюсь, Интерпол Вас там не достанет”.
Нет проблем, пусть живет, как живет. Пусть Ходорковский, сидя в тюрьме, платит Ивлеву, своему юристу, если доволен им.