В офисах правозащитных организаций Воронежа и домах местных активистов оппозиции 19 декабря 2012 года прошла серия обысков. Следователи приходили в связи с делом о подготовке к массовым беспорядкам, возбужденным после того, как на телеканале НТВ был показан фильм “Анатомия протеста – 2”. Шестеро активистов стали свидетелями и дали подписку о неразглашении. Дома у них, как утверждают в Следственном комитете, нашли марихуану, документы об американских грантах и антиправительственную литературу.
“Лента.ру” выяснила, что обыски в Воронеже московские следователи проводили как спецоперацию, а больше всего их интересовал лагерь активистов “Юг”. В этот лагерь, который собирался под Воронежем в июле 2012-го, на несколько часов заезжал Сергей Удальцов – главный фигурант дела, возбужденного после “Анатомии”.
“Вот Следственный комитет, смотри, написал, что мы участвовали в ‘семинарских занятиях с целью последующего вовлечения для участия в массовых беспорядках'”, – зачитывает сообщение с сайта СК Роман Хабаров – бывший старший участковый, а сейчас координатор воронежского движения “Честный город”. “Обалдеть!” – отвечает Наталья Звягина, представитель воронежского отделения Transparency International.
Следователи пришли с обысками в квартиры Хабарова и Звягиной накануне нашего разговора – в среду, 19 декабря, в семь утра. Сотрудники московского управления следственного комитета также проверили дома членов воронежской “Солидарности” Александра Болдырева, Бориса Супренка и Геннадия Панкова; все они работают в местной общественной организации “Демократический центр”. Кроме того, планировался обыск в квартире активиста оппозиционного проекта “Росагит” Анатолия Кравченко, но он в это время находился в Москве – на съезде партии сторонников Алексея Навального “Народный альянс”.
Все следственные действия в Воронеже проводились в рамках уголовного дела об организации массовых беспорядков, возбужденного против Сергея Удальцова, Леонида Равозжаева и Константина Лебедева после показа фильма “Анатомия протеста – 2” на телеканале НТВ. Новых воронежских свидетелей после обысков повезли в Следственный комитет на допрос, а к обеду следователи из Москвы пришли с ордером к ним на работу.
Рассказывать о нарушениях во время обысков и о допросе активисты не могут – следователи взяли со всех подписку о неразглашении, в том числе с их адвоката Ольги Гнездиловой. Журналистам новоявленные свидетели по делу о массовых беспорядках успели сообщить, что обыски проводят следователи федерального Следственного комитета России с разрешения Басманного суда. Оперативное сопровождение им оказывали воронежские коллеги и сотрудники местного центра “Э”. Во время допроса в управлении СК по Воронежской области Роман Хабаров написал в своем фейсбуке, что московский следователь спрашивал его о “добром лагере” активистов “Юг” под Воронежем, на который летом приезжал Сергей Удальцов, о фильме “Анатомия протеста – 2”, Навальном, Лебедеве и Развозжаеве.
“В моем понимании, это суперполитическое дело номер один в стране. Для меня это, конечно, было открытием, – говорит адвокат правозащитников и активистов Ольга Гнездилова. – В среду мы видели, что в деле задействовано огромное количество людей, которые бодры и имеют большое количество ресурсов. Я так понимаю, что и намерения у них очень серьезные: зацепить не только московских лидеров, но и всякую активность в регионах – людей, которые хоть как-то тут шевелятся”.
В комнате офиса межрегионального объединения профсоюзов “Конфедерация свободного труда” – тут накануне сидел следователь – Гнездилова зачитывает с ноутбука сообщение пресс-секретаря Следственного комитета Владимира Маркина. Из-за подписок о неразглашении сообщение СК стало для СМИ единственным источником информации об итогах обысков в Воронеже. “Меня больше всего беспокоят вот эти цитаты: ‘В ходе обысков изъяты электронные носители информации, листовки и литература антиправительственного содержания, сверток, содержащий, предположительно, наркотическое вещество растительного происхождения ‘марихуана”. Мы даже не можем это опровергнуть, не подвергнув себя уголовному преследованию, хотя это совершенно недостоверные сведения, у нас есть объяснения [по] каждому из этих пунктов. Но для этого нам нужно ссылаться на то, что именно было изъято, то есть на следственные действия”, – говорит Гнездилова.
На следующий день после обысков из Воронежа курьер DHL повез ходатайство за подписью Гнездиловой и пяти ее подзащитных в Следственный комитет в Москву. Правозащитники и активисты просят разрешить им разгласить информацию об обысках в той части, в которой ее уже опубликовал Следственный комитет. “СК разгласил то, что ему показалось интересным с точки зрения СМИ. Это юридически даже не так важно, но с точки зрения прессы это все громко звучит. А мы бы хотели находиться в равных положениях хотя бы информационно”, – поясняет Гнездилова. Отказ в удовлетворении ходатайства – если СК отреагирует на него именно так – адвокат намерена обжаловать. В суде будут обжалованы и другие нарушения, допущенные в ходе обысков и следствия. По словам Гнездиловой, право активистов на защиту будет изначально ограничено – суды пройдут в Москве, поскольку именно столичные следователи занимались обысками.
Что искал СК?
Обыски в квартирах прошли корректно, признают воронежские свидетели по делу о массовых беспорядках. Согласно сообщению в фейсбуке Романа Хабарова, во время обысков следователей мало интересовала политическая символика. Дома у бывшего участкового оперативники нашли листовки “Стратегии 31”. “Сыну 18 лет, раньше увлекался”, – пояснил Хабаров. Но московские дознаватели сказали воронежским коллегам, что “это неинтересно”.
В здание по адресу ул. Цюрупы, 34 правоохранительные органы пришли 19 декабря ближе к полудню. Старое трехэтажное здание из красного кирпича в Воронеже называют Домом прав человека. На первом этаже расположена объединенная приемная правозащитников – тут воронежцев бесплатно консультируют по проблемам ЖКХ, помогают при жестоком обращении полиции; в приемную также обращаются незаконно призванные в армию юноши и их семьи. Приемной заведуют несколько правозащитных организаций. Среди них Межрегиональная правозащитная группа, Демократический центр (их офис, контора “Солидарности” и редакция газеты “Мы граждане” нахоядятся в одном помещении), межрегиональное объединение профсоюзов “Конфедерация свободного труда”, кабинет Transparency International в Воронеже. В здании консультируют представитель ассоциации “Голос” в Воронеже и адвокат Ольга Гнездилова. Человек, впервые тут оказавшийся, вряд ли поймет, кто в какой комнате сидит – на дверях нет табличек, все кабинеты открыты.
В среду в комнате Демократического центра работал Владимир Финаев. Он входит в движение “Солидарность” и пишет для газеты “Мы граждане”. “Около 11:00, наверное, зашла большая группа людей – человек восемь вместе с понятыми. Все в гражданском. Показали мне ордер на обыск, я успел посмотреть, что обыски проходят в рамках того самого уголовного дела о разбое в Ангарске [Леонида] Развозжаева и подготовке к массовым беспорядкам”, – рассказывает Финаев, единственный свидетель, оставшийся без подписки о неразглашении.
Оперативников больше всего интересовали электронные носители информации. В итоге следователи изъяли жесткий диск из личного ноутбука Финаева, жесткий диск из офисного компьютера и флешки. Обыск на третьем этаже проходил уже не так корректно, рассказывает координатор ассоциации “Голос” Владислав Беспалов. В комнату он вошел, когда люди в штатском вытащили из его личной сумки документы, электронную книгу и флешки. Попросили положить на стол и планшет, который Беспалов держал в руках – следователи заметили, что он с его помощью писал об обысках в твиттер. Адвоката Ольгу Гнездилову, которая приехала как представитель арендатора, следователи вытолкали за железную дверь и закрылись на замок.
“Только один человек представился – следователем Ивановым, и то, я думаю, что он это выдумал. Я сказал, что Ольга Гнездилова – мой адвокат. Она стучалась, требовала пустить ее как представителя арендатора помещения и моего адвоката, но ее игнорировали и называли сумасшедшей”, – вспоминает Беспалов. Что происходит в закрытом на замок офисе, адвокат не знала и вызвала полицию. Правоохранителям дверь тоже не открыли, и полицейские посоветовали отключить в помещении электричество, потому что “на компьютеры могут что угодно подбросить”. Беспалов видел, что следователи составляют протокол, и потребовал занести в него свои вещи, но ни ему, ни представителю арендатора подписать его не дали. “Когда полицейские были уже готовы выламывать дверь, люди, которые закрылись в нашем офисе, молча, не представившись, вышли, молча прошли мимо нас, не говоря ни слова вынесли вещи. Мы написали заявление сотруднику полиции о пропаже шести носителей информации. Это кража, как еще это называть? У нас нет ни копии протокола обыска, представитель арендатора помещения не ознакомлен с ордером”, – спокойно говорит Гнездилова.
Финаеву тоже не дали расписаться на протоколе обыска. После того как были изъяты вещи из офиса “Солидарности”, активиста повезли на допрос в СК. Финаева по очереди допрашивали воронежские и московские следователи. По его словам, интересовали и тех и других только два вопроса – его знакомство с Сергеем Удальцовым и “добрый лагерь” “Юг”, который проходил под Воронежем с 15 по 22 июля 2012 года. Местные активисты были уверены, что его организовал депутат Госдумы Илья Пономарев – следователи утверждали, что лагерь собрал Удальцов (Пономарев и Удальцов вместе состоят в “Левом фронте”). “Спрашивали, какие у меня отношения с Сергеем Удальцовым, которого я видел дважды в жизни. Один раз в 1997 году еще, во время маршей несогласных в Воронеже, а второй раз – несколько часов в летнем лагере”, – говорит Финаев. В лагере активист “Солидарности” был один день, чтобы снять репортаж для газеты “Мы граждане”.
“Следователей интересовало, были ли у нас какие-то контакты с Удальцовым, не обучал ли он нас каким-то тактикам уличного протеста, не проводил ли он среди нас инструктаж касательно какого-то силового противоборства с властями. Естественно, ничего подобного не было, я так и ответил. Удальцов приехал на несколько часов рассказать о подготовке к “Маршу миллионов” 15 сентября [2012 года]”, – говорит Финаев. По его словам, следователи четыре часа задавали ему одни и те же вопросы по кругу – про Удальцова и лагерь “Юг”. Ни Илья Пономарев, ни деятельность Финаева в “Солидарности” их не интересовали.
Гитара и беседы
Анатолий Кравченко возвращался в Воронеж из Москвы с мыслью, что сразу с автобуса его повезут на допрос. Об обысках у себя он прочел на сайте Следственного комитета, но ни по месту его прописки, ни по месту фактического проживания правоохранительные органы так и не появились.
29-летний Кравченко – координатор проекта “Росагит” Алексея Навального, соучередитель воронежского движения “В защиту Хопра” (против добычи никеля в Новохоперске) и теперь член партии “Народный альянс”. В столицу он ездил на учредительный съезд партии. На следующий день после обысков в правозащитных организациях Кравченко уже вернулся в Воронеж, но никто из следователей ему так и не позвонил.
До декабря 2011 года Кравченко занимался бизнесом, потом вошел в “Росагит”, на думских и президентских выборах был членом комиссии с правом решающего голоса, посещал все протестные акции. В итоге бизнес, рассказывает Кравченко, пришлось оставить. Всех клиентов он передал конкурентам, оставил себе только “консалтинговые услуги, чтобы как-то зарабатывать на жизнь”.
Когда Кравченко узнал о том, что оппозиция собирается делать под Воронежем лагерь “Юг”, он посчитал, что это будет большой форум с участием тысячи человек, и предложил помощнику Ильи Пономареву Константину Рубахину свои услуги по части составления программы. Но возможностями Кравченко никто не воспользовался. “Оказалось, что бюджета у лагеря не было, и в итоге сделали маленькое дискуссионное сидение в лесу. Программу выложили буквально накануне, и я уже к ней никакого отношения не имел”, – вспоминает Кравченко.
За несколько дней до начала лагеря активисту позвонил сотрудник полиции и предложил встретиться. В одном из кафе в центре города полицейский попросил Кравченко не помогать в организации лагеря. “Я согласился, но подчеркнул, что, будет лагерь или нет, зависит не от меня, потому что я не организатор”, – говорит активист. После разговора Кравченко заметил за собой слежку, возле подъезда его ждал мужчина крепкого телосложения – и активисту пришлось убегать от него в квартиру. После этих событий Кравченко поселился в лагере на всю неделю, в течение которой он действовал.
“Лагерь стоял на холме на реке Усманке. Выглядел он так: утром подъем, дежурство по еде, потом разговоры – это даже семинарами назвать нельзя. Приезжали и люди из Москвы. [Член бюро политсовета “Солидарности”] Сергей Давидис , [гражданская активистка] Алена Попова про Крымск рассказывала, Илья Пономарев приезжал-уезжал. Удальцов, кстати, заехал всего на несколько часов: у него в основном были встречи в Воронеже с системной оппозицией. Была гитара и беседы у костра. Да даже и костра толком не было – был мангал, чтобы не было открытого огня. Мне кажется, за все время человек 30-40 через лагерь прошли”, – вспоминает Кравченко.
На полянке с несколькими палатками в “добром лагере” постоянно дежурили сотрудники полиции, которые слушали каждого гостя и записывали приходящих. “Никакой тайны тут не было, сотрудников полиции приглашали с нами жить. Можно было и их опросить о том, что происходит в лагере: они там всю неделю были, приезжали и уезжали. Какие-то люди в штатском снимали каждый день нас на видеокамеру, – говорит Кравченко. – Да и лекций толком не было, мы просто разговаривали, пили чай, готовили еду, кто-то купался. В основном молодежь была, время неудобное же, середина июля – все в отпуска разъезжаются. В общем, получился какой-то сумбур на самом деле”.
О том, что лагерь на пять палаток станет причиной масштабных обысков, летом активисты и правозащитники даже не думали. “Я не скажу, что ждала сейчас обыски. Это совершенно какие-то невероятные вещи, мне казалось, что это какое-то абстрактное дело, связанное с радикальными активистами. А о Развозжаеве и Лебедеве я впервые прочла в газетах”, – говорит новоявленная свидетельница по делу “Анатомии протеста – 2” Наталья Звягина. Анатолий Кравченко, напротив, был готов к интересу следователей – как только посмотрел скандальный фильм НТВ, в котором показали “лагеря Удальцова”.
Власти живут в сказке
“Мне очень интересно, как формировался список свидетелей в Воронеже, почему из участников лагеря пришли к нам, – говорит Роман Хабаров. – С натяжкой из него левой можно назвать только Наталью Звягину”. Финаев, в свою очередь, признался, что персона Удальцова ему никогда не была интересна, а Кравченко говорит, что всегда был сторонником Навального, взгляды которого во многом расходятся с политическими убеждениями координатора “Левого фронта”. Бывший милиционер Роман Хабаров предполагает, что московские следователи попросили у местных правоохранительных органов списки людей, которые чем-то заметны, а те “выбрали по собственному усмотрению”. Начальник центра “Э” ГУ МВД по Воронежской области Вадим Сватиков прокомментировать участие своих сотрудников в обысках отказался. В пресс-службе ГУ МВД по области заверили, что операцию проводил Следственный комитет России, а местные полицейские обеспечивали “только оперативное сопровождение”.
Правозащитники боятся, что в результате обыски по уголовному делу могут стать инструментом давления на них. Например, Следственный комитет в своем заявлении указал, что у Бориса Супренка из Демократического центра “изъяты документы, подтверждающие получение им в 2011 и 2012 годах грантов компаний, зарегистрированных в США, на сумму 469 тысяч рублей. В соответствии с документами эти денежные средства предназначались якобы на “защиту прав граждан, проживающих в многоквартирных домах” в городе Воронеже”. Слово “якобы” Бориса Супренка оскорбило. Именно Супренок, рассказывает глава Демократического центра Александр Болдырев, выбивал указанный грант по программе “Я вправе”. Как говорится на сайте организации, она работала при финансовой поддержке Агентства США по международному развитию (USAID), прекратившего свою деятельность в России осенью 2012 года по требованию российских властей.
Борис Супренок – бывший чиновник, специалист по ЖКХ. Из воронежской администрации он ушел в 2008 году. Себя описывает как профессионального чиновника, демократа по натуре. Из гранта в 400 с лишним тысяч (на проект “Защита прав граждан, проживающих в многоквартирных домах”) государству в качестве налогов отошли 130 тысяч. На оставшиеся средства в Доме прав человека открыли приемную по проблемам ЖКХ, выпустили брошюру “Учись быть собственником”. “Нам удалось серьезно продвинуться по проекту. Мы выиграли несколько административных дел, десятки судов по нашей тематике, сотни людей написали исковые заведения. Мы начали выигрывать дела по капремонту у администрации города”, – рассказывает Супренок.
По словам Александра Болдырева, также побывавшего на допросе в СК, его зарплата за работу по проекту составляла четыре тысячи 300 рублей в месяц. “Такая работа могла бы стоить 20 тысяч рублей. Для Воронежа это хорошие деньги”, – говорит он. За первые полгода грантодатели остались работой довольны и продлили проект еще на полгода. Но после вступления в силу закона об НКО – иностранных агентах “Я вправе” проект закрыл.
“ЖКХ – 80 процентов трат людей малообеспеченного класса. Хоть проект закрылся, просуществовал только восемь месяцев, но мы должны довести те дела, которые начали”, – говорит Супренок. Следователи также сообщили, что нашли у него дома литературу антиправительственного содержания. Что изъяли при обыске, бывший чиновник сказать не может, но его коллега Владимир Финаев предполагает, что единственная литература у Супренка дома, которую можно назвать антиправительственной, – это доклад Бориса Немцова “Путин. Итоги”.
“Власть придумала для себя удобную сказку, что есть группа отмороженных политиканов, которым нравится политика, и живут они либо на деньги американцев, либо на деньги олигархов. И это очень удобная сказка, а главное – они в нее верят”, – комментирует обыски глава Демократического центра Александр Болдырев, являющийся также сопредседателем воронежской “Солидарности”. Когда протестная активность в Воронеже сошла на нет, он стал ездить на акции в Москву.
“Оппозиция живет в провинции плохо. К нам в декабре когда три тысячи человек пришли, у нас [звукоусиливающей] аппаратуры для них не было. Видеть в Москве на площадях даже несколько тысяч – для меня настоящий праздник. В нашем офисе на выборах в Координационный совет был избирательный участок, пусть лидеры в Москве оправдывают наше доверие”, – говорит Болдырев. У воронежских левых обысков не было. Поэтому воронежские активисты и правозащитники воспринимают то обстоятельство, что они стали свидетелями по делу Удальцова, Лебедева и Развозжаева, как акцию устрашения, направленную конкретно против них. “Может, здесь и желание выбить нас из строя. Тут противостояния ни с кем нет, как с нами. Мы успеваем, может, как-то мешать что-то делать нехорошее, даже в духе мониторинга детских площадок или тарифов ЖКХ”, – говорит Анатолий Кравченко.
Согласно материалам дела, зачитанным на судебном заседании по аресту Константина Лебедева, “Сергей Удальцов, Константин Лебедев и Леонид Развозжаев, а также другие неустановленные лица планировали массовые беспорядки, сопровождаемые насилием, погромами и поджогами с применением огнестрельного оружия и взрывчатых веществ на территории Москвы, Калининграда, Владивостока и других городов”. По словам самого Удальцова, Воронеж – не единственный город, который он успел посетить летом. Лидер “Левого фронта” объехал за три месяца примерно 15 российских городов.