Драматические события, связанные с покушениями, и достигшие своей цели отравленные пули, кои по версии официального советского следствия, выпустила в председателя Совнаркома небезызвестная Фанни Каплан, безусловно, сократили жизнь Ильича, от рождения имевшего отменное здоровье.

Однако покушения на вождя пролетариата с его уходом не закончились. Противники ленинских идей покушались даже на забальзамированное тело основателя пролетарского государства, выставленное, вопреки христианской традиции, на всеобщее обозрение в Мавзолее.

Спасителем был… будущий «агент гестапо»

Первая попытка организованного покушения на Ленина случилась уже вскоре после взятия большевиками власти. 1 января 1918 года в половине восьмого вечера автомобиль, в котором ехали по Петрограду Владимир Ильич, М.И. Ульянова и швейцарский социал-демократ Фридрих Платтен, был обстрелян. Платтен, сидевший рядом с Лениным, вовремя заметил террористов и быстро пригнул рукой его голову к сиденью, но при этом сам был ранен. Пули изрешетили кузов автомобиля и даже пробили лобовое стекло.

Боевики (а их, как выяснилось впоследствии, было 12 человек!), благополучно покинули место происшествия. Поиски чекистов, еще не освоивших как следует тонкости политического сыска и не имевших тогда агентуры в кругах, враждебных Советской власти, окончились ничем. Но спустя несколько лет пребывавший в эмиграции князь И.Д. Шаховской во всеуслышание заявил, что это покушение организовал он, выделив на ликвидацию вождя большевиков аж полмиллиона рублей. Не исключено, правда, что князь из-за непомерного тщеславия или по каким-то иным причинам приписал себе чужую заслугу.

Ибо по утверждению американского историка Ричарда Пайпса, это покушение подготовили вовсе не монархисты, а либералы, в том числе один из бывших министров Временного правительства, кадет В.Н. Некрасов, который сразу после его совершения с поддельным паспортом на фамилию Голгофский поспешил уехать в Уфу, затем в Казань. В марте 1921 года, скрываясь на советской территории, он был арестован, отправлен в Москву и в мае, после личной встречи с Председателем Совнаркома В. И. Лениным, освобождён. Возможно, потому, что Некрасов был, как известно, масоном с большим стажем…

Кстати, в состав покушавшихся на Ленина 1 января 1918 года входили представители едва ли не всех сословий России – и уволенный с военной службы за нелояльность к новому режиму офицер, и даже сотрудники петроградской милиции, принадлежавшие к пролетарским слоям…

Любопытна, кстати, дальнейшая судьба Платтена, заслонившего своим телом Ильича и пострадавшего от предназначавшейся вождю пули. В марте 1938 года его, швейцарского интернационалиста, арестовали как «агента гестапо». При обыске у члена Коминтерна изъяли неучтенный маузер, хранившийся им со времен Гражданской войны. Это дало повод присовокупить к обвинению в шпионаже еще и якобы имевшееся у швейцарского коммуниста намерение совершить покушения на руководителей ВКП(б), прежде всего на И.В. Сталина. Будучи осужден всего на четыре года лишения свободы (мягкость удивительная для обвинения, сулившего только «расстрельные» статьи), он скончался 22 апреля 1942 года – как раз в день рождения так горячо любимого им Ильича – от сердечно-сосудистого заболевания…

Заговорщиков наказали… отправкой на фронт

Следующий (в хронологическом порядке) факт готовившегося покушения на Ленина тоже выглядит довольно загадочно.

Дело обстояло будто бы так. В середине января 1918 года на прием к управляющему делами Совнаркома и весьма близкого к Ленину В. Д. Бонч-Бруевичу пришел некий солдат, представившийся георгиевским кавалером Спиридоновым, и заявил, что ему поручено выследить, а затем вместе с товарищами или захватить, или убить главу Советской власти, за что лично ему выплатят 20 тысяч рублей золотом. Допросивший солдата член Чрезвычайной комиссии Климент Ворошилов выяснил, что покушение готовит «Союз георгиевских кавалеров» Петрограда. В ночь на 22 января 1918 года чекисты в сопровождении группы матросов ворвались в конспиративную квартиру по адресу Захарьевская улица, 14, где проживала некая гражданка Салова. Все признаки готовившегося теракта были налицо: в квартире обнаружили в немалом количестве винтовки и револьверы с изрядным запасом патронов, а также подготовленные к применению ручные бомбы.

Примечательно, что Советская власть на заре своего существования отнеслась к представлявшим несомненную угрозу террористам очень мягко. Находясь в тюрьме, георгиевские кавалеры узнали, что немцы возобновили наступление на Петроград, и, несмотря на тяжесть предъявленного обвинения, обратились с просьбой направить их на фронт, рушившийся под напором кайзеровских войск, в составе формировавшегося бронеотряда.

В.Д. Бонч-Бруевич представил Ленину докладную записку о том, что взятые с поличным заговорщики – члены «Союза георгиевских кавалеров» капитан А. Зинкевич, военврач М. Некрасов, бывший адъютант командующего Московским военным округом Г. Ушаков – желают искупить свою вину перед Советской властью непременным участием в боях с германскими полчищами.

Вождь наложил на записке Бонч-Бруевича примечательную резолюцию: «Дело прекратить. Освободить. Послать на фронт».

В самом деле эти люди сражались в составе посланных на защиту Петрограда большевистских отрядов или при первой же возможности перешли на сторону белых? О двоих несостоявшихся террористах – капитане Зинкевиче и военвраче Некрасове – мы знаем достоверно, что они примкнули к белому движению, судьба же третьего, Ушакова – осталась неизвестной…

Стреляла вовсе не Каплан!

30 августа 1918 года во время митинга на московском заводе Михельсона эсеровская террористка Фанни Каплан двумя выстрелами, попав в шею и плечо, тяжело ранила Ленина, следствием чего стала наступившая у него в 1922 году полная потеря работоспособности, и последующая безвременная кончина. Такова официальная советская версия, многим известная еще со школы. Основным аргументом в пользу ее является хорошо известный протокол допроса Каплан, проводившегося руководителями ВЧК. В протоколе читаем:

«Петерс (заместитель Дзержинского): Стреляли в Ленина вы? Подтверждаете?

Каплан: Стреляла в Ленина я. Решилась на этот шаг в феврале. Эта мысль созрела в Симферополе. С тех пор готовилась к этому шагу».

По собственному признанию Каплан, она симпатизировала созданному в Поволжье правительству Комуча и была предана лидеру эсеров Виктору Чернову, а Ленина решила убить в качестве мести за разгон большевиками Учредительного собрания.

«Я застрелила Ленина, потому что я считаю его предателем, – заявила Фанни. – Из-за того, что он долго живет, наступление социализма откладывается на десятилетия…»

Кстати, уже в ночь на 1 сентября 1918 года в Москве был арестован британский консул Брюс Локкарт. Чекистам, надо думать, очень хотелось, чтобы в роли сообщника Каплан выступил представитель публично демонстрировавшей враждебность Советскому правительству Великобритании.

В шесть часов утра в камеру, где находился Локкарт, втолкнули Фанни. Она его дотоле никогда не встречала…

Признаки полного отсутствия связи между этими лицами были столь явными, что скоропалительно выдвинутое обвинение Локкарта в организации покушения на Ленина сразу отпало и впредь никогда не поднималось.

Спустя много лет Локкарт в мемуарах описал женщину, обвинявшуюся в подготовке и осуществлении теракта против Ленина. Британскому супершпиону бросилась в глаза неестественность поведения арестованной. Ему даже показалось, что у нее были налицо явные отклонения от нормальной психики.

Тогда основной версией следствия (во всяком случае, по горячим следам, осенью 1918 года) стала та, что стреляла в Ленина женщина-террорист, причем одиночка.

Вроде бы, и повода для сомнений никаких не оставалось: сама призналась, что стреляла, для чего имелись вполне очевидные политические мотивы, никаких сообщников не назвала. Пыткам или иному давлению, вроде бы, не подвергалась, что же тут неясного? Но вот какая закавыка: если все так ясно, почему же Генеральная прокуратура РФ уже в наши дни постановила возбудить производство в связи с вновь открывшимися обстоятельствами по уголовному делу № Н-200 (дело Каплан)?

А причина в том, что при внимательном рассмотрении этого уголовного дела выясняется, что следствие в 1918 году было проведено чрезвычайно поверхностно. Судебно-медицинская и баллистическая экспертизы не проводились, свидетели и потерпевшие (наряду с Лениным оказалась ранена и одна присутствовавшая на митинге женщина) не допрашивались, иные следственные действия, необходимые для полного, всестороннего и объективного расследования, тоже не были выполнены.

У современных исследователей более чем достаточно оснований ставить под большое сомнение версию о том, что стреляла Каплан. То, что она взяла вину на себя, по мнению сведущих в криминалистике, почти ничего не доказывает.

У психически явно неуравновешенной и страдавшей всевозможными комплексами революционерки вполне мог развиться синдром Герострата, при котором одно осознание масштаба и важности приписываемого себе события может подтолкнуть на самооговор.

Вот хотя бы несколько «фактиков» в пользу того, что Фанни действительно себя оговорила. Прежде всего, покушение произошло вечером, практически в потемках, а Каплан имела крайне плохое зрение, была полуслепая. В темноте близорукость высокой степени обостряется, а «убийца» не имела при себе пенсе или очков. Стреляла она не совсем в упор, значит, ей все-таки надо было прицеливаться. Как же она точно навела ствол на цель, если в сумерках вряд ли могла даже различить силуэт Ильича?

Далее, на следствии Каплан так и не сумела вспомнить, сколько всего произвела выстрелов – для профессиональной террористки (еще в 1907 году она участвовала в покушении на киевского губернатора, за что была приговорена к бессрочной каторге, где и потеряла зрение) это довольно странно.

Поэтому некоторые исследователи полагают, что Каплан в заговоре против Ленина действительно участвовала, но не была киллером. Ее роль сводилась только к слежке и осведомлению исполнителя о времени и месте выступления Ленина на митинге, каковых в 1918 году в соответствии с заведенным ЦК РКП(б) распорядком в Москве было очень много – каждую пятницу руководители партии и государства устремлялись на предприятия столицы общаться с пролетариатом.

Но коли киллером была не Каплан, то кто же тогда? Ведь шофер Ленина Степан Гиль однозначно заявил следователям ВЧК: смертоносный браунинг сжимала именно женская рука…

Чья же? Вероятнее всего, это была Лидия Васильевна Коноплева, ближайшая соратница Г.И. Семенова – главы Центрального боевого отряда партии эсеров (вновь созданного весной 1918 года по примеру подобной эсеровской террористической организации предреволюционного периода) с целью уничтожения высших руководителей большевистской партии и Советского государства.

Судьба Коноплевой многие годы была тайной за семью печатями. Оказывается, арестованная ВЧК после покушения на Ленина, она не только не была расстреляна, но в тюрьме оказалась завербована политической контрразведкой и стала работать по ее заданиям.

В 1921 году по рекомендации не кого-нибудь, а самого Н.И. Бухарина, смогла даже вступить в РКП(б)! В 1922 году Коноплева выступила свидетелем на громком процессе по делу правых эсеров, раскрыв в ходе судебного заседания многие тайны бывших товарищей. Именно с легкой руки Лидии Васильевны ставшая вскоре официальной версия о причастности правых эсеров к покушению на вождя получила документальные подтверждения, потому что в материалах допроса Каплан (расстрелянной всего через четыре дня после теракта!) вообще идет речь о заговоре другой радикальной партии – анархистов, к которым Фанни принадлежала в молодые годы.

Впрочем, заслуги Коноплевой на поприще тайной борьбы не помогли ей избежать ареста. В июне 1937 года она была расстреляна, а в 1960 году ее как жертву сталинского террора реабилитировали…

Но что же все-таки свидетельствует о ее авторстве роковых выстрелов?

В феврале 1918 года Коноплева обзавелась браунингом и упорно тренировалась в стрельбе из него (кстати, допрашивавшие Каплан чекисты, как ни странно, даже не поинтересовались, владела ли вообще эта «бомбистка» стрелковым оружием?). За две недели до выстрелов в Ленина Коноплева, как ныне известно, в деталях обсуждала с Семеновым план проведения теракта. Она была, характеризует ее один из исследователей истории ВЧК, «умна, изобретательна, скрытна и жестока» (чего никак не скажешь, например, о Фанни Каплан, на некоторые вопросы отвечавшей на допросе просто глупо).

Теперь другой важный вопрос о случившемся 30 августа 1918 года: где была, куда вообще смотрела в тот день охрана Ленина? Как свидетельствовал его водитель Степан Гиль, «охраны не было никакой», и когда вождь прибыл на завод Михельсона, его даже «никто не встретил: ни завком, ни кто другой…».

А ведь, выезжая на завод, Ленин уже знал: в Петрограде только что убит председатель Петроградской ЧК Соломон Урицкий! И ведь тотчас написал записку Дзержинскому, потребовав ближайшей ночью провести в обеих столицах аресты всех подозрительных. Почему же никто не побеспокоился, чтобы в этой обстановке явной террористической угрозы возле вождя на митинге оказался в тот день хотя бы один надежный телохранитель? В советской литературе это объяснялось очень просто: дескать, Ленин был всегда такой простой и доступный, охранников за собой вообще никогда не таскал…

Но автор изданной в Англии монографии «Грамматика ленинизма» Григорий Нилов предлагает совсем иное толкование: убийство Урицкого, как и покушение на Ленина… организовала сама же ВЧК, искавшая по указке высшего руководства веские поводы для развязывания в стране тотального «красного террора». Версия, признаем, довольно спорная, но на вопрос о причинах «небрежной охраны» вождя отвечает исчерпывающе. Более того, Нилов уверен, что оба покушения санкционировал сам же Ленин. Он якобы дал чекистам согласие имитировать покушения на себя и на Урицкого, чтобы усилить впечатление массированной вражеской атаки. Но такая трактовка сразу ставит другой, вытекающий из первого вопрос: как же случилось, что инсценировка покушения превратилась в реальность?

Поэтому британский историк предполагает возможным и принципиально иной вариант: покушение организовала все та же Чрезвычайная комиссия с участием ближайшего окружения Ленина, уже без его ведома. Дескать, озабоченных переделом власти соратников должен был устраивать легко раненый вождь – вдруг почувствовавший себя таким уязвимым, зависимый от своего окружения, послушный его воле… И, подчиняясь воле всевластных тайных «кукловодов», шаг за шагом убирающий с пути всесильного наркомвоенмора Троцкого, на которого он теперь будет грешить, что тайные убийцы подосланы именно им, «Иудушкой», как назвал Владимир Ильич Льва Давидовича в одной из статей…

При всей умозрительности и не очень убедительной доказательной базе этих предположений некоторые действия ВЧК действительно говорят не в ее пользу. Например, очень подозрительным выглядит характер дальнейших взаимоотношений чекистского руководства все с тем же Семеновым. Казалось бы, арестованного одновременно с Коноплевой организатора покушений на Ленина, Троцкого, Володарского и Урицкого должна была ждать самая суровая кара. А он вместо расстрела выпущен на свободу и в 1920 году, уже сам став агентом ВЧК и членом РКП(б), забрасывается в Польшу.

Значит, простили, может быть, учли, что в послужном списке террориста еще и покушения на Колчака и Деникина?

В Польше Семенова, как и еще ряд русских, в связи с началом польско-советской войны арестовали по подозрению в шпионаже. Многих польская «дефензива» подводит под расстрел, а Семенова почему-то выпускают, и тут он попадает в объятия к Борису Савинкову – соратнику по эсеровской партии, террористу с огромным дореволюционным стажем, включившемуся в тайные операции теперь уже в Советской России. А как раз в это время чекисты осуществляют оперативную разработку Савинкова (знаменитая операция «Трест»), следствием которой стало бесшабашно смелое путешествие «обер-киллера» в компании с агентом ВЧК в Петроград и его проведенный как по нотам арест. Среди прочих обвинений Савинкову предъявили и доказательства замышлявшихся им заговоров (причем не одного, а нескольких в разное время) с целью убийства Ленина.

Но прежде Семенов, вошедший к Савинкову в доверие и наделенный им определенными полномочиями, вернется в Москву и, явившись на Лубянку, сообщит: он заслан в РСФСР тем же лицом для организации новой серии терактов. Целью № 1 снова является Ленин. Предъявит Семенов списки соучастников, адреса их явок, инструкции. Эти документы легли в основу написанной им и изданной огромным тиражом брошюры о правоэсеровских террористах, о которых он, ясное дело, знает не понаслышке. Одновременно и Коноплева выступит в центральных газетах РСФСР с серией разоблачительных статей о правоэсеровских терактах, как совершенных, так и запланированных. Эти публикации станут одним из главных свидетельств неоспоримости улик, предъявленных правым эсерам на судебном процессе, возбужденном в 1922 году ГПУ.

О связи этих событий с выстрелами «террориста-одиночки Фанни Каплан в Ленина» вплоть до последнего времени непосвященные в тайны Лубянки только строили догадки…

Правда, в последнее время стала весьма популярной версия о том, что Л.В. Коноплева и Г.И. Семенов вообще изначально были агентами ВЧК, в 1918 году внедренными в правоэсеровское подполье с целью подтолкнуть его к совершению терактов против большевистских руководителей и тем самым дать основания Советской власти развязать массовый «красный террор» против всех несогласных с ее политикой и просто представителей «чуждых сословий». При всей соблазнительности этой версии следует заметить, что достаточно убедительных, подлинных документов (например, из Центрального архива ФСБ), подтверждающих, что Коноплева и Семенов в 1918 году, еще до волны покушений на советских руководителей, являлись штатными сотрудниками (или хотя бы платными агентами) ВЧК, на суд публики пока так и не представлено…

Взрыв в Леонтьевском переулке

В серию покушений на Ильича зачисляют и наделавший много шуму взрыв в Леонтьевском переулке 25 сентября 1919 года. Как утверждал исследователь В.А. Савченко, подпольная анархистская группа «Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан», летом 1919 года стала разрабатывать планы покушений на Ленина и Троцкого. Она направлялась известной соратницей батьки Махно Марией («Марусей») Никифоровой, тайно пробравшейся в Москву с охваченной Гражданской войной Украины.

Выкинув лозунг «динамитной войны с Совнаркомом и ЧК», боевики, воодушевленные этой дамой, взорвали мощную бомбу в здании Московского горкома РКП(б) во время расширенного пленарного заседания, на котором ожидалось выступление Ленина.

Однако на открытие пленума вождь, к его счастью, не успел приехать, потому и уцелел.

В результате взрыва бомбы, брошенной террористом Петром Соболевым с соседнего балкона в помещение горкома, где проходило заседание, погибли председатель московского горкома В.М. Загорский и ещё 11 человек. Получили ранения разной степени тяжести такие крупные партийные функционеры, как Николай Бухарин, Емельян Ярославский и еще ряд видных большевистских деятелей, в общей сложности 55 человек.

Этот теракт явился местью анархистов за расстрел большевиками в Харькове 17 июня 1919 года арестованных махновских командиров.

Вообще надо заметить, что эта группа террористов вынашивала далеко идущие планы. Так, очередную годовщину Октябрьской революции анархисты собирались «ознаменовать» сильнейшим взрывом в Кремле, в резиденции большевистских руководителей.

Однако, надо отдать должное ВЧК, вся организация была оперативно раскрыта и практически поголовно арестована. Семь человек сразу же расстреляли. Сама «Маруся» к этому времени уже была повешена белогвардейцами в Севастополе за организацию попытки подрыва штаб-квартиры Вооруженных сил Юга России, которыми тогда командовал генерал-лейтенант А.И. Деникин.

Под горячую руку, еще не разобравшись толком, кто на самом деле стоит за взрывом в Леонтьевском переулке, по приказу Дзержинского были немедленно расстреляны и несколько сот содержавшихся в Бутырской тюрьме представителей «нетрудовых» сословий – носителей дворянских фамилий, обладателей княжеских и графских титулов, офицеров гвардии и жандармерии…

Между прочим (вот ирония судьбы!) в злосчастном особняке в Леонтьевском переулке, некогда занятым горкомом РКП(б), ныне размещается посольство Украины в России…

Что касается случаев нападения на Ленина, то нельзя не вспомнить еще и о том, как он был… ограблен мастерами «гоп-стопа» 6 января 1919 (24 декабря 1918) года, когда ехал в Сокольники, на впервые при Советской власти устраивавшуюся рождественскую елку в Лесной школе.

Автомобиль с вождем был остановлен на пустынной улице бандитами из шайки Кошелькова (Кузнецова), даже не догадывавшимися, кого они тормозят. По описанию А.И. Балабановой, один из грабителей навел на Ленина пистолет и без предисловий потребовал: «Кошелек или жизнь!».

«Я – Ленин! – выкрикнул Ильич, и раскрыл свое удостоверение Председателя СНК. Бандиты или не поверили ему, или просто вообще не ведали, что такое «Совет Народных Комиссаров», ибо упрямо повторяли все ту же банальную фразу. Тогда Ленин, по словам Балабановой, снял и отдал хозяевам улицы свое пальто (бутылку молока, предназначавшуюся жене, оставил при себе) и пешком побрел в сторону Лесной школы, уже не обращая внимания ни на кого…

После этого инцидента охрану Ленина основательно усилили.

Его не оставили в покое даже после смерти

Но Ленина, как мы знаем, не оставили в покое и после смерти. Первое документальное зафиксированное покушение на тело почившего вождя датируется 19 марта 1934 года. По поводу этого случая начальник оперативного управления ОГПУ Карл Паукер написал докладную записку секретарю Сталина Поскребышеву, которую и обнаружили позднее в личном фонде Иосифа Виссарионовича в Архиве Президента РФ современные исследователи.

Паукер докладывал, что неизвестный гражданин, двигавшийся в общей очереди посетителей по траурному залу, поравнявшись с саркофагом, выхватил револьвер и пытался выстрелить в забальзамированное тело вождя. Но спустить курок не успел – и охрана, и публика проявили похвальную бдительность. Сообразив, что замысел осуществить не удастся, неизвестный моментально застрелился. При нем нашли документы на имя Митрофана Михайловича Никитина, «ответственного агента» совхоза «Прогресс» Куркинского района Московской области, а также письма «контрреволюционного содержания». Обращаясь к секретарю Пролетарского райкома ВКП(б) Кулькову, покончивший с собой злоумышленник, как можно понять из рапорта высокопоставленного чекиста, заявлял, что глубоко потрясен происходящим в стране, которая-де «катится в бездну». Виновником всех бед он полагал Ленина, что, очевидно, и подвигло его на самоубийственный способ свести счеты с «вечно живым» вождем.

Второй случай покушения на большевистскую святыню зафиксирован 20 марта 1959 года. Неизвестный (ни имени, ни фамилии его для истории не сохранилось), поравнявшись с саркофагом, внезапно выхватил спрятанный под одеждой молоток и, что было силы, врезал по стеклу усыпальницы. Удар оно выдержало, не рассыпалось, хотя и треснуло. Задержанного судить не стали, а сразу поместили в психиатрическую лечебницу, видимо, усиленного режима (почти тюремного), и быстренько свели в могилу с помощью сильнодействующих психотропных препаратов, потому что никто никогда больше ничего о нем не услышал…

«Эксперимент» со стеклом саркофага 14 июля 1960 года повторил некий К.Н. Минибаев (кроме фамилии и инициалов, архивисты Лубянки других данных о нем не сообщают). Одним прыжком запрыгнув на барьер, ограждающий саркофаг, он испытал его стекло на прочность сильнейшим ударом стопы. «Эксперимент» удался: брызнувшие осколки буквально усеяли лицо и кисти рук покойного…

Два с половиной месяца после этого акта вандализма Мавзолей не работал. Специалисты, поддерживавшие внешность Ленина в приличном состоянии, сантиметр за сантиметром обрабатывали специальными живительными составами поверхность его кожи, испещренной мелкими порезами…

После этого ленинский саркофаг стал иным: тело вождя отныне защищал особый прозрачный пуленепробиваемый материал, специально для Мавзолея изготовленный.

Очередной фанатичный ленинский ненавистник решил уничтожить тело вождя еще более жестоким способом. 1 сентября 1973 года Мавзолей потряс взрыв ужасающей силы. Саркофаг благодаря защитному «панцирю» уцелел, но для посетителей теракт имел трагические последствия. Погибла супружеская пара туристов из Астрахани, получили тяжелые ранения четверо школьников – ведь был первый день нового учебного года, и московские школы, как водилось в советские годы, начинали приобщение юной смены к знаниям с массового паломничества к вождю… Тяжелые контузии получили и бойцы охраны.

Выяснявший потом, как они проморгали опасного террориста, комендант Кремля генерал С.С. Шорников докладывал председателю КГБ Ю.В. Андропову, что при всей наметанности глаза охранники приняли бомбиста… за школьного учителя, сопровождавшего свой класс на экскурсию. Поравнявшись с саркофагом, он сумел незаметно соединить клеммы взрывного устройства, сама же взрывчатка была спрятана под одеждой (подобно тому, как прячут ныне свои пояса шахидов исламские террористы)…

Осталась от «учителя» лишь часть головы да одна рука. По обрывкам найденных документов следствие установило, что они принадлежали некоему гражданину, «мотавшему» десятилетний срок, но умершему, однако, своей смертью. Из этого следовало, что маньяк, чью личность установить так и не удалось, документы или похитил, или как-то приобрел.

Очевидно, попытки свести счеты с «вечно живым» продолжатся ровно до тех пор, пока его забальзамированное тело, покоящееся в Мавзолее, будет служить едва ли не главной достопримечательностью Красной площади. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что сотрудники охраны доныне то и дело останавливают посетителей, намеревающихся пронести в Мавзолей всевозможные подозрительные предметы.

Это, кстати, служит лишним доводом в пользу того, что пора уже, да и по-божески, служащий яблоком раздора прах вождя, предать земле на каком-нибудь достойном погосте. Хотя бы на том же почетном Федеральном военном мемориальном кладбище в Мытищах, недавно открытом, как раз и предназначенном для захоронения, наряду с героями России, крупных деятелей.