По числу «живых бомб» Северный Кавказ скоро догонит Ближний Восток
Смертница, которая взорвала себя 16 сентября в центре отреставрированного Грозного, посреди идиллии новейшей топонимики (между проспектом Путина и проспектом Мира), стала девятой в шеренге террористов-самоубийц, совершивших самоподрыв в Чечне после 15 мая этого года.
Местная милиция пока не знает ее имени и фамилии, но предполагает, что это была женщина средних лет, которая привела в действие расположенное на своем теле взрывное устройство мощностью около 4 кг тротила. По другим данным, мощность «пояса шахида» достигала 10 кг. Шарахнуло около патрульной милицейской машины, поэтому пострадали прежде всего двое милиционеров и еще шестеро местных жителей.
Общий счет погибших и раненых, с учетом совершенных смертниками атак на кортеж президента Ингушетии Юнус-Бека Евкурова 22 июня этого года и здание городского отдела внутренних дел в Назрани (Ингушетия) 17 августа, идет на десятки и сотни. Семьи погибших, вне всякого сомнения, достойны соболезнования, раненые — сочувствия и помощи. Но в каждой такой трагедии в списке погибших фигурируют один, два, а то и три человека, являющихся одновременно и убитыми, и убийцами — сами смертники.
Едва ли кто-то, за исключением, возможно, самых близких родственников или единомышленников — товарищей по диверсионной ячейке, относится к ним с симпатией. Ведь они «шайтаны», нажимающие кнопку, которая открывает им путь в их рай. Кто-то их ненавидит. Большинству вообще все равно — мы так привыкли к этой тлеющей войне, что нам и на пострадавших наплевать, не то что на убийцу. Особенно если очередной взрыв произошел не у нас в городе и не на нашей станции метро.
В теленовостях смертники — как инопланетяне. А ведь большинство из них потом опознают. Выясняется, что у них российские паспорта, так же как у нас с вами. Значит, они ходили за паспортом в паспортный стол, ставили свою закорючку на новеньком бланке с двуглавым орлом на обложке. Где-то в России родились, учились, работали. А потом пошли и взорвали себя в месте помноголюднее.
Те, кто дал шахидам их пояс с тротилом и взрывателем, холодно подводят итог на своих сайтах: добрый мусульманин стал шахидом на прямом пути джихада, уничтожил столько-то «кяфиров», «муртадов» и «марионеток». Под «марионетками», видимо, понимаются те шестеро прохожих-грозненцев, которые пострадали вместе с «муртадами» — милиционерами. Эти презрительные отчеты наглядно показывают, насколько скособочились у их авторов, у «той стороны», представления о добре и зле.
После подрыва 17 августа двух смертников во дворе ГОВД Назрани, унесшего жизни нескольких десятков человек, дошло до нелепости. В «Газели» боевиков, ехавшей к месту «операции», вещал о ценности ухода в рай в битве с врагами главный на сегодняшний день русскоязычный фундаменталистский проповедник Саид Бурятский. А потом Саид Бурятский из кадра исчез, а в кадре провалилось в огонь и дым здание милиции. Несколько дней ролик висел в Интернете, покрывая проповедника «посмертной славой». А 5 сентября живой Саид Бурятский разъяснил, что это был всего лишь неудачный монтаж, что его срок не вышел, что джихад продолжается. Это выглядело как неловкое объяснение человека, зовущего в рай других, но говорящего, что ему самому еще не пора.
И все равно кто-то, посмотрев эти ролики, снова и снова надевает на себя пояс со взрывчаткой. Но дело ведь не в роликах — из-за одних роликов не нажимают кнопку, зная, что в следующую секунду тело разорвет взрывом на клочья, которые даже опознать будет трудно. И даже не в сумме конкретных мотивов и обстоятельств каждого смертника, толкнувших его к последнему шагу в жизни — отчаяние, ненависть, месть за себя или близких, вера — или, как часто утверждают сотрудники правоохранительных структур, — гипноз пополам с наркотическим опьянением.
Дело в том, что это не инопланетяне, а люди с российскими паспортами. Наши сограждане, которые так ненавидят общество, в котором живут, что решают прервать свою жизнь и по возможности еще несколько. Это говорит не только о том, что нечто не в порядке с ними. Это говорит и о состоянии общества, в котором они появляются и принимают свое последнее решение. И которому, похоже, глубоко индифферентны случаи самоподрыва его собственных членов. Тело ведь может и не реагировать на смерть отдельных клеток — по крайней мере пока не начнется некроз тканей.
Сначала нам было страшно, но это было уже давно, и мы привыкли. Первый громкий случай самоподрыва произошел 6 июня 2000 года — двое смертниц взорвали грузовик в чеченском Алхан-Юрте. Еще через месяц, 2 июля 2000 года, в Чечне произошла целая серия терактов — один грузовик взорвался в Урус-Мартане, три — в Гудермесе и еще один — в Аргуне, где взрыв снес место расположения челябинского ОМОНа. Это было, когда в Чечне только-только закончилась активная фаза боевых действий, поэтому шок был смягчен фоном ежедневных сообщений о боях с боевиками и гибели людей. 29 ноября 2001 года в чеченском Урус-Мартане подорвала себя женщина, стремившаяся убить военного коменданта района.
В октябре 2002 года группа боевиков Мовсара Бараева, в состав которой входило несколько женщин в «поясах шахида», захватила Театральный центр на Дубровке в Москве во время мюзикла “Норд-Ост”. Осуществить самоподрыв им не удалось — все боевики убиты при штурме утром 26 октября. Но «подвиг» смертников «Норд-Оста», кажется, вдохновил последователей: началась целая серия терактов-самоубийств. 27 декабря 2002 года мужчина с сыном и дочерью протаранил заминированным грузовиком периметр грозненского правительственного комплекса и взорвал заряд у здания правительства Чечни. Здание рухнуло, погибло 72 человека, 210 были ранены. 12 мая 2003 года смертница взорвала грузовик у здания УФСБ Надтеречного района Чечни — 60 убитых и 200 раненых. Через два дня, 14 мая, две смертницы подорвали себя в гуще массового праздника в Илисхан-Юрте, прямо у трибуны тогдашнего главы Чечни Ахмата Кадырова. 5 июня смертница взорвалась в североосетинском Моздоке в служебном автобусе с авиатехниками федеральной военной базы.
5 июля 2003 года смертники впервые атакуют Москву: две женщины взрывают себя в толпе у входа на рок-фестиваль «Крылья» на Тушинском аэродроме. Через четыре дня, 9 июля, сдается Зарема Мужахоева, чеченка, которая должна была взорваться в одном из людных кафе на Тверской. При разминировании оставленной ею сумки гибнет взрывотехник ФСБ. Вместо того чтобы сделать из женщины, выбравшей жизнь, икону пропагандистской кампании, ее осуждают на 20 лет заключения. 1 августа смертник взрывает военный госпиталь в Моздоке (не менее 50 убитых). 5 декабря самоподрыв происходит в Ессентуках, в поезде из Кисловодска в Минеральные Воды (44 погибших, 156 раненых). 9 декабря — снова в Москве, у гостиницы «Националь», буквально напротив Кремля. Шестеро убитых, 14 раненых. 12 самоподрывов за год.
6 февраля 2004 года смертник взрывает вагон поезда московского метро в перегоне между «Автозаводской» и «Павелецкой» — по официальным данным, 42 погибших, 250 раненых. 24 августа 2004 года смертницы «сбивают» сразу два пассажирских самолета, в которых гибнут 90 пассажиров. 31 августа 2004 года смертница взрывается в Москве у станции метро «Рижская». Но эта история меркнет уже следующим утром, когда становится известно о захвате заложников в бесланской школе.
Среди боевиков, захвативших школу в Беслане, насколько известно, было две женщины с «поясами шахидов», обе они погибли еще до начала штурма — возможно, в результате конфликта с командиром боевиков, которого они пытались убедить, что нельзя воевать с детьми.
Беслан, судя по всему, надолго шокировал и «ту сторону» — не только отказом российских властей вести переговоры и их готовностью жертвовать любым количеством заложников, но и самим масштабом кровопролития. Оказавшись между «молотом» штурмующих и «наковальней» боевиков, погибли 335 человек. В том числе огромное количество детей школьного и дошкольного возраста. Беслан оказался страшной кульминационной точкой, после которой и взаимная ненависть, и война на Кавказе по всем видимым признакам пошли на спад. В Чечне стали больше строить, чем воевать, на всем Северном Кавказе поменяли губернаторов, общий рост экономики смягчил социально-экономические проблемы.
Однако скоро оказалось, что ничего не кончилось. 23 октября 2007 года в Дагестане смертник взорвал маршрутное такси. 6 ноября 2008 года такая же трагедия случилась в Северной Осетии. А после того, как 16 апреля 2009 года был снят режим контртеррористической операции в Чечне, целая вереница терактов-самоубийств прокатилась по этой республике.
15 мая 2009 года смертник подорвался перед зданием МВД Чечни в Грозном. После этого президенты Чечни и Ингушетии развернули совместную операцию против боевиков на границе двух республик. Это не помешало смертнику 22 июня взорвать кортеж президента Ингушетии так, что сам глава региона чудом остался жив. 27 июля смертник взорвался у входа в театральный комплекс в Грозном. 21 августа чеченскую столицу атаковали два смертника на велосипедах. 25 августа смертник совершил самоубийство в Мескер-Юрте, 28 августа еще двое взорвались в Грозном. 3 сентября чеченские силовики задержали четверых парней, которые признались, что они тоже должны были взорвать себя. 12 сентября еще один самоподрыв произошел у школы в Грозном.
Если суммировать только те случаи, которые упомянуты в этом тексте, получается, что в России с 2000 года взорвалась 41 «живая бомба». В Израиле за период так называемой интифады взорвали себя 59 палестинцев. В пересчете получается, что «плотность огня» смертников на Ближнем Востоке пока еще выше, чем на Северном Кавказе. Но, во-первых, не так уж существенно. А во-вторых, Израиль воюет. Там хорошо представляют себе, с кем и почему идет война, и предпринимают соответствующие шаги для того, чтобы обеспечить максимальную безопасность населения.
Официальные израильские данные, к примеру, свидетельствуют, что снижению числа атак смертников весьма способствует стена, которой страна отгораживается от палестинских территорий, а также практика разрушения домов родственников самоубийц. Семьям палестинских шахидов, как известно, платят что-то вроде вознаграждения за того, кто взорвал себя и шагнул таким образом в рай. Но если ЦАХАЛ все равно снесет дом, в который вкладывается эта «лепта», коммерческий смысл подвига исчезает. И это, как показывает практика, во многих случаях ставит под вопрос смысл религиозный.
Но хотя кое-где на Северном Кавказе и есть практика сжигания домов родственников боевиков, Северный Кавказ все же не палестинские территории. И Россия едва ли готова отгораживаться от Северного Кавказа бетонной стеной. Хотя о таком решении проблемы подумывают не только маргинальные политики, но и очень многие обыватели, утомленные не столько тревожными новостями по телевизору, сколько плохо контролируемым притоком своих соотечественников южного происхождения.
Стена была бы не только предательством по отношению к огромному большинству жителей Северного Кавказа, все еще искренне считающих себя и являющихся абсолютно полноправными гражданами России. Стена была бы еще и признанием, что за ней уже навсегда чужая земля. На которой без России будут происходить вещи еще страшнее тех, от которых она, возможно, предпочла бы отгородиться сейчас. Северный Кавказ — часть страны. Лечить болезни надо, по возможности избегая ампутации. Но только лечить, а не прятать голову в песок собственных сказок о стабильности.