9 ноября 2007 года находившаяся в Москве делегация одной из городских организаций Белорусского республиканского союза молодежи (БРСМ) в количестве около 30 человек посетила Кремль.
Пройдя Кутафью башню, они решили сфотографироваться на фоне Троицкой башни на фоне развернутого знамени своей организации – государственного флага Республики Беларусь с надписью «БРСМ» – и тут же на них буквально набросился размахивающий дубинкой и рацией представитель охраны Кремля, истошно требующий «немедленно прекратить несанкционированный митинг», «разойтись» и, главное, «свернуть экстремистский плакат».
Попытки ошалевшей от такой агрессии молодежи объяснить, что это не митинг, а экскурсия, и что флаг общественной организации (БРСМ – аналог комсомола, только добровольный), были бесполезны. Когда же руководитель организации поинтересовался, на основе каких нормативных актов и инструкций действует представитель охраны Кремля, он получил исчерпывающий ответ, сводившийся к тому, на территории Кремля никакие законы не действуют, а действует личное желание каждого отдельно взятого охранника. При этом у присутствующих возникло отчетливое ощущение, что, если бы не численное превосходство белорусских экскурсантов, словами бы дело не ограничилось.
Однако руководитель делегации все же нашел в себе силы продолжить общение и поинтересовался у охранителя Кремля, что было бы, если бы они попытались сфотографироваться на фоне российского, а не белорусского флага, – и получил ответ, что это тем более запрещено. «Неужели вы так не уважаете собственную государственную символику, собственное государство?» – опешили молодые белорусы, переживающие последние несколько лет буквально взрыв патриотизма – и получили ответ, в искренности которого не может сомневаться ни один москвич, ни один россиянин: «Я вообще ничего не уважаю».
Осознавшие, что они находятся действительно в чужом во всех смыслах этого слова государстве, молодые белорусы подчинились требованиям охраны Кремля и не стали фотографироваться на фоне своего знамени.
Однако их кремлевские приключения на этом не кончились: на Красной площади они увидели молодых людей, лениво бегавших взад-вперед в майках, на которых было написано «Наши». Белорусам стало интересно, что происходит, они попытались пообщаться со своими сверстниками, занятыми явно бессмысленной и при том явно общественной деятельностью, и были искренне изумлены тем, что «нашисты» ни в какое общение не вступали, при приближении к ним панически бросались наутек, а при попытке сфотографировать их издали старательно прятали лица, как пойманные преступники.
Пользуясь численным преимуществом, заинтригованные белорусы все-таки отловили одного из бегунов, однако он категорически отказался от всякого общения с ними, вплоть до отказа объяснить, что означает слово «Наши» на его майке. В конце концов, сфотографировавшись с ним как с представителем московской молодежи на Красной площади (при этом его практически пришлось держать руками), белорусы с недоумением отпустили бесполезного и бессмысленного «нашиста», бросившегося наутек так быстро, что он едва не сбил при этом с ног нескольких пожилых туристов.
Белорусская молодежь осталась в глубоком недоумении, хотя эти два случая остались, по-видимому, единственными инцидентами, омрачившими пребывание делегации в Москве.
Комментируя эти события по телефону из одного из российских регионов, директор Института проблем глобализации Михаил Делягин сказал: «Молодым белорусам, большинство из которых были в Москве впервые в жизни, никто не удосужился разъяснить специфику российских порядков. Например, что так называемые «нашисты» совершенно не приспособлены для общения, и у них совершенно иная социальная функция. Тем более им не разъясняли особенностей поведения российских так называемых «правоохранительных» органов, которые давно уже зовут «правоох…ительными». Белорус не может себе представить, что милиционер может представлять угрозу его жизни и благополучию, а при встрече с милиционером россияне, по признанию нашего же президента, предпочитают переходить на другую сторону улицы. В этой стране милиция действительно поддерживает порядок и преследует преступников, а не законопослушных граждан.
Мой спутник – один из известных российских адвокатов – уже через полдня пребывания в одном из областных центров Белоруссии не мог сдержать своего потрясения при виде белорусских милиционеров «с глажеными брюками, начищенными ботинками и человеческими лицами», особо акцентируя мое внимание на том факте, что «с этими милиционерами можно разговаривать и даже спрашивать их о чем-то без страха!».
У Белоруссии есть, конечно, проблемы и недостатки, но они совершенно иные, чем в России. Достаточно указать, что главной проблемой взаимодействия белорусских предприятий с российскими является наличие в Белоруссии действенного финансового контроля, практически исключающего раздачу «откатов», без которых значительная часть бизнеса в России просто не ведется.
Люди, профессионально ненавидящие Лукашенко в России, за небольшими исключениями, как правило, ненавидят его именно за победу над коррупцией, за то, что в Белоруссии возможности врать и воровать существенно ниже, чем в России, и отнюдь не являются основой государственной политики и сутью государственного строя. Белорусское государство – и, соответственно, белорусское общество – в первую очередь работают, занимаются делом. Это иногда скучно, но это приносит плоды: разрыв между бедными и богатыми в Белоруссии только по официальной статистики втрое ниже, чем в России, – и при этом статистика является статистикой, а не отраслью пропаганды.
Во время своей недавней поездки я ехал по худшей белорусской дороге, которой мои сопровождающие откровенно стыдились, – в нашей стране на нее специально возили бы иностранцев, чтобы публично гордиться.
Жизнь в Москве действительно более интересна и насыщенна, чем в Белоруссии, – это очевидно хотя бы из сопоставления масштабов наших стран. Но в Белоруссии она намного честнее, естественнее и добросовестнее, и в этом заслуга не столько лично Лукашенко, сколько самих белорусов, волю которых он вполне успешно выражает.
После моей недавней поездки Белоруссия видится мне такой «евроРоссией», которой она была бы без проституток (вероятно, имеются в виду политические проститутки – ред.), захвативших власть и создавших государственную систему тотальной коррупции».