Вот я думаю, смогла бы справиться с Чернобыльской катастрофой, случись она, не приведи Бог, в наше время, сегодняшняя Украина?

Понятное дело, что в связи с годовщиной аварии на Чернобыльской АЭС вспомнят всё плохое и неправильное, что было тогда, двадцать пять лет тому назад, сделано бывшим СССР и его руководством. Нет желания оправдывать руководство СССР – пиитета к тогдашнему Генеральному секретарю КПСС Горбачёву не питаю, но он в той ситуации, сам, возможно, того не понимая, был лишь шестерёнкой в механизме государственного управления, отлаженного годами и не его усилиями. И этот механизм задействовал возможности двухсот семидесяти миллионного государства с тем, чтобы решить эту проблему.
Проблема решалась, возможно, и ненаилучшим способом, но она решалась системно. В ликвидации аварии были задействованы около 600 000 человек со всего СССР. Это были пожарные, военные внутренних войск, резервисты, в первую очередь водители и рабочие строительных специальностей, офицеры запаса соответствующего профиля, медики, учёные-ядерщики.
Сам день аварии не помню – сообщения в газетах и по телевидению были нейтрального содержания. Только после 1-го Мая, когда Польша, Швеция и другие европейские государства зафиксировали появление радиоактивных облаков над своими территориями, стало понятно, что произошла трагедия, если не планетарного, то всеевропейского масштаба.
Менее чем через 3 месяца от лучевой болезни скончались 31 участник ликвидации последствий аварии, из них 28 пожарных, принявших первый удар на себя. Было очень больно за этих молодых людей, которым бы жить да жить. Но больше всего меня в то время потрясла история одного сотрудника станции, жаль, что не помню его фамилии – по должности он был то ли заместитель директора по экономике, то ли что-то в этом роде. Ни его профессия, ни должность не предполагали участия в ликвидации аварий на станции, тем более, что на момент самой аварии он был в отпуске. Но он добровольно отправился на станцию, принял активное участие в ликвидационных работах, в результате чего получил дозу облучения несовместимую с жизнью.

Его жена рассказывала, что когда он умирал в Московской больнице, она его спрашивала, почему он это сделал, ведь не был обязан, а теперь трое детей останутся без отца. На что он ей ответил: “Если бы мы не сделали этого, не стало бы половины Европы.”
Интересно, как бы вели себя европейцы, попади они в такую ситуацию, – тоже пошли бы, рискуя жизнью и здоровьем, отводить опасность от всей Европы? Вот почему-то не уверена, более того, не уверена, что сегодня молодые люди на Украине, в России и в других постсоветских государствах, вставших на западный путь развития, пошли бы добровольно на такой подвиг. Ибо за эти годы утрачено ощущение ценности связи между людьми и ответственности не только за себя и свою семью, но и за всё живое вокруг, ощущение, которое мобилизует в трагических моментах истории. Утрачено чувство семьи, которой был советский народ, то, что украинский поэт Павло Тычина, над стихами которого мы в школе иронизировали, называл “чуття єдиної родини”.
Ещё одна чернобыльская история – оказывается нынешний президент Латвии, Валдис Затлерс, врач по профессии, принимал участие в ликвидации чернобыльской аварии. Как сам он рассказывает, он прекрасно понимал куда нужно ехать и чем это может грозить. Была возможность как-нибудь увильнуть от этой тяжёлой обязанности, но он этого не сделал. Чем мне кажется интересной эта история? А тем, что тогда этот человек наверняка не ощущал себя каким-то там латышом, которому дела нет до того, что произошло не у него дома в Латвии, а ощущал себя таким же ответственным советским человеком, как и все остальные ликвидаторы, хотя сегодня, очень может быть, он и сам себе в этом не признается.
Изменилось время, изменились подходы к решению проблем Чернобыля, которых с годами меньше не стало. Украина с протянутой рукой собирала деньги на новый саркофаг. Идея строительства нового укрытия уже сейчас подвергается жёсткой критике. Специалисты считают, что лучше и правильнее было бы раз и навсегда извлечь радиоактивные фрагменты из-под имеющегося саркофага, хотя это и намного дороже того, чтобы построить очередную временную крышу над тем саркофагом, что уже есть.
Зная, где и в какое время мы живём, вряд ли можно рассчитывать на принятие более разумного, но и более дорогого проекта, поэтому вопрос, по ком звонят колокола Чернобыля, остаётся риторическим.