Радиация ненависти: о войне на Кавказе

radiaciya-nenavisti-o-vojne-na-kavkaze

Война на Кавказе разразилась очередной трагедией, 17 убитых и более 170 раненых в результате взрыва на рынке столицы Северной Осетии стали ее жертвами.

Этот взрыв показал, что, несмотря на бравые отчеты и внушительное число уничтоженных боевиков, ничего не кончается. Конечно, если посмотреть статистику, то по сравнению с прошлым годом число террористов-самоубийц резко уменьшилось. Однако считать это признаком ослабления подполья было бы неоправданным и излишним оптимизмом. Не исключено, что террористы просто поменяли тактику, перейдя от постоянного давления с чуть ли не ежедневными взрывами к точечным, но уносящим большое количество жизней нападениям – таким, которые, в отличие от гибели рядового милиционера, судьи или чиновника, не могут остаться незамеченными обществом. Если это так, то взрывы во Владикавказе и московском метро далеко не последние

Просьба открывать сумки и пакеты», «На рынке ведется видеонаблюдение» – покореженные заборы владикавказского рынка бессильно и уже бессмысленно призывают к дисциплине и бдительности. За ними опрокинутые прилавки, рассыпанная картошка, пожелтевшие тушки кур. Вечер пятницы, 10 сентября. Прошло чуть больше суток после теракта, милиция только что сняла оцепление. Люди, старательно переступая через коричнево-красные пятна, стекаются на площадь. Нерешительно, медленно, как будто бы после каждого шага они все еще надеются проснуться.

– Ой, Бэла, посмотри: волна все холодильники рас­крыла – и ваши, и наши! – коренастая женщина в нейлоновой куртке словно цепляется за эту ниточку повсе­дневности.

– А ведь они все еще работают! Выключить бы их надо, – кутаясь в шерстяной платок, бойко, по-деловому откликается Бэла, но выдержки не хватает. – Все… все уже пропало… и люди… – плачет она.

Вчерашние продавщицы собираются в группки и обмениваются новостями. Торговавшие перед воротами лимонами и зеленью старушки погибли. Продавщице молочного киоска повезло: она отошла купить внучке тетрадь.

– А не знаете, что с женщиной, которая хлебом торговала? – спрашивает девушка из толпы, указывая на разбросанные вокруг ближайшего к эпицентру ларька батоны. «ЧП “Хлеб Осетии”» – некстати иронизирует ценник.

– Говорят, жива, в бесланскую больницу ее отвезли.

Может, поправится еще…

Начинает накрапывать дождь. Все сильнее, сильнее. Вода смывает с тротуаров чье-то прошлое. Лужи окрашиваются в темный цвет и бордовыми ручейками уходят в ливневые стоки. Люди внимательно смотрят под ноги на свое перевернутое отражение. Они качают головами, цокают языком, хмурятся.Ударная волна

Заходим в подъезд ближайшего дома. Сестры Надежда и Алла показывают на выдавленные взрывной волной рамы и вентиляционные решетки.

– Перенесли бы уже этот рынок куда-нибудь подальше от центра, ведь который уже раз его взрывают! – сердито ворчит Надежда. – Так сильно, правда, только один раз было – в 99-м. Я тогда как раз на рынке была, но мне повезло. А многие погибли, вон им даже памятник на рынке поставили.

Надя показывает в окно: действительно, метрах в пятидесяти от новой воронки стоит небольшой обелиск.

– В этот раз, надо сказать, оперативно сработали – и люди, и власти, – говорит Алла. – Как только грохот раздался, из местного отделения милиционеры примчались, прямо бегом бежали. Пожарные приехали, сразу люди все сюда пришли. Останавливали маршрутки, частников, всех, кого могли, чтобы побыстрее раненых отвезти. Даже президент наш Мамсуров на удивление быстро появился, буквально через несколько минут. Даже вот окна нам уже завтра отремонтируют.

– Только мест у нас в больницах не хватает. Один мужчина даже в роддоме лежит… – вздыхает Надя. – А меня должны были на операцию класть в бесланскую больницу, так теперь неизвестно, когда у них там койки появятся…

И, помолчав, внезапно добавляет:

– Хоть бы кровь наконец из-под окон смыли, а то такой запах тяжелый. Кто же это все-таки такое может делать? Вот говорят, человек человеку волк. Но никакие волки на такое не способны, они о семье думают, о волчице своей, о волчатах маленьких. А этим и на свои семьи наплевать, и на чужие!

– А вы как думаете, кто это делает?

– Ну, не осетины точно: наши себя взрывать никогда не будут, это уж точно, – уклончиво отвечает Надежда.

Гораздо более откровенной оказывается стайка подростков, попавшаяся нам во дворе того же дома. Если убрать из их речи тягостное даже для моего среднероссийского уха количество мата, вывод получался следующий: во всех взрывах на территории Северной Осетии виноваты ингуши.

– Так и напиши: Заур Габараев считает, что ингуши – ублюдки, – свирепо говорит один.

– И Тотиев Тамерлан, – поддерживает другой.

Еще трое от бравирования именем-фамилией воздерживаются, но мыслят, похоже, примерно в том же ключе.

– Вчера вот тут, на площади, полуторагодовалый ребенок погиб. Он в чем виноват? Что он им сделал? – машет рукой в сторону развороченной площади паренек в вязаной полосатой шапочке, единственный, кто не матерится. – Думаешь, нам не хочется тоже обвязать кого-нибудь взрывчаткой и к ним в Ингушетию отправить? Очень хочется! Но мы же понимаем, что они – такие же кавказцы, такие же люди, как мы… – Мальчик явно очень старается рассуждать так, как учили его родители, но внезапно его красивые карие глаза недобро сощуриваются. – И все-таки они ублюдки! Не как мы! – бешено выдыхает он.

Хорошее воспитание и гуманистический посыл «все люди братья» не выдержали столкновения с действительностью. Понятно, что агрессии в 14-18-летних пацанах всегда немало, но то, как она канализируется, на кого направлена, – признак времени, срез до поры сдерживаемых осторожными взрослыми мыслей. Эти мальчишки ненавидят ингушей. Еще они ненавидят Москву, чье официозное сочувствие считают лицемерным, столичных корреспондентов, за то что «все врут», Медведева, меряющего жизни людей компенсациями, и ментов, которым эти жизни вообще не важны – была бы копейка.

– Видите ли, это мы, люди пожившие, можем рассуждать зрело и вести себя соответственно, а молодежь-то – она уже выросла на этих бесконечных терактах. Если ее довести до кипения, остановить будет очень трудно, особенно здесь, на Кавказе, – печально подтверждает председатель североосетинской общественной организации «Гражданская инициатива» Олег Тезиев. – Террор – это как облучение. Даже если в каждом конкретном случае доза сама по себе не смертельна, радиация накапливается в теле, и однажды оно начинает разрушаться. Ненависть, как и радиация, не выводится из организма и уходит только вместе с пораженными ею поколениями. А у нас они сейчас еще только подрастают…Кому выгодно

Имеет ли нынешний взрыв на владикавказском рынке (как, впрочем, и все предыдущие) отношение к этническим столкновениям между осетинами и ингушами, произошедшим в 1992 году в Пригородном районе Северной Осетии, – вопрос полемический. Одни эксперты видят здесь очевидную причинно-следственную связь: «Все дело в исторической вражде двух народов и ее пиковой точке 18-летней давности». Другим такая логика кажется весьма сомнительной: «Северная Осетия исторически является форпостом России и христианства на Кавказе, и фундаменталистскому исламскому под­полью этого вполне достаточно для нанесения ударов не только по силовикам, как они это делают на территории мусульманских республик, но и по “неверному” мирному населению».

В том, что взрыв организован именно исламистским подпольем, не сомневается здесь практически никто. Обычное в таких случаях вычисление qui prodest действительно не подсказывает ничего другого. «Классические» версии не выдерживают критики. Местная политическая ситуация достаточно стабильна и централизована, чтобы взрыв не стоило рассматривать как «подкоп» под руководство республики. Экономическую версию выдвинул на днях вице-спикер Совфеда Александр Торшин. Согласно ей взрыв – это попытка осетинских торговцев вытеснить с рынка демпингующих «неместных» продавцов. В Осетии теперь над Торшиным смеются, поскольку продавцы эти, как правило, вовсе не ингуши, а азербайджанцы, а они и после тер­акта торговать вряд ли перестанут. Существует еще и стандартная версия о причастности к взрыву британских/грузинских/израильских спецслужб, которые добиваются дестабилизации обстановки на Северном Кавказе. Опровергнуть подобные предположения, конечно же, невозможно, однако если уж считать, что именно «спецы» вознамерились вновь столкнуть осетин с ингушами, то, как кажется, есть и более действенные сценарии (например, тот, который был использован летом при организации киргизско-узбекских погромов). Что касается спецслужб российских, то тут и вовсе непонятно, к чему им добавлять к уже имеющимся «тлеющим» республикам еще одну.Как у людей

Между тем действия подполья ложатся на подготовленную почву. Главным фактором напряженности, конечно, являются исторические трения осетин с ингушами. Но есть и ряд других, в значительной степени общероссийских. Это стало вполне очевидным на состоявшемся вскоре после теракта на центральной площади Владикавказа митинге недовольных ситуацией в республике.

Любопытно, что все чаще такие митинги собираются исключительно благодаря интернету: остальные площадки для мобилизации гражданской активности наглухо забетонированы региональными властями, зато «паутина» оказывается вполне эффективна. Благодаря ей достаточно многолюдными оказываются и московские автопробеги, и митинги защитников Химкинского леса, и даже собрания кемеровских шахтеров. Впрочем, быстро реагировать на «сетевую угрозу», судя по всему, научилась и милиция.

Так, например, к Залине Плиевой, первой предложившей собраться на владикавказский митинг в одном из сообществ в «Одноклассниках», уже через пару часов пришли блюстители порядка. Сама Залина ситуацию комментировать не захотела, однако от людей, имеющих отношение к этой истории, известно, что девушку увезли в отделение и «уговорили» написать опровержение: мол, ошибочка вышла, никакого митинга не намечается, и нужды в нем нет. Причем писать пришлось прямо из отделения под бдительным присмотром его сотрудников.

– Я, когда этот второй комментарий увидела, так сразу и поняла, что ее менты заставили, – поделилась на митинге одна из женщин. – Ну, и пришла, конечно.

– Я, когда свой сайт завел, стал там статьи острые выкладывать про обстановку в республике, про коррупцию и тому подобное, – поддержал разговор молодой мужчина, представившийся Альбертом Габараевым. – Так меня тоже прессовать начали, угрожали. Пришлось такие статьи… – Альберт старательно подбирает термин, – уменьшить. Так что с интернетчиками-то они у нас борются, а вот с реальными угрозами… – он вздыхает и разводит руками.

Что касается будущих полицейских, то они отличились и на самом митинге. С одной стороны, они, конечно, вели себя не по-московски мягко, с другой – все равно не по закону: толкались, грубили, требовали доку­менты, при этом напрочь отказываясь представляться. Когда стало ясно, что на площади у кинотеатра «Октябрь» все-таки собрались две-три сотни «несанкционированных» человек, милиция просто перекрыла эту площадь, не пуская на нее даже случайных прохожих. Исключение было сделано лишь для трамваев и голубей. Естественно, на вопрос «На каком основании?» безымянные милиционеры отвечали, что таков приказ безымянного начальства.

Толпа митингующих сгруппировалась у входа в парламент (по совместительству Дом правительства) и стала выдвигать требования. Обычные человеческие требования обычных законопослушных россиян: без­опасности, честных публичных расследований, независимой прессы, свободных выборов и тому подобных конституционных прав. Из серого здания с флагами на фасаде никто не выходил, хотя внимание чиновников митинг, очевидно, привлек: из-за тяжелых гардин и нежного тюля «бюрократических» окон то и дело показывались любопытные лица. Они смотрели, слушали, пили чай и жевали булочки. В конце концов единственным требованием митингующих стало присутствие на митинге представителей власти. (В Междуреченске совершенно симметричная ситуация, помнится, закончилась перекрытием железнодорожного переезда и битвой с ОМОНом – если бы владикавказцы пили столько же, сколько шахтеры, вероятно, финал был бы тот же.)

В конце концов – то ли вспомнив, что президент Медведев призвал власти Кавказа «не прятаться в своих дворцах» от разговора с народом, то ли от общего прекраснодушия – власть выслала к собравшимся парламентера. Им стал усатый генерал с ослепительно красными лампасами – замминистра внутренних дел Северной Осетии Сослан Сикоев. Он с ходу начал объяснять согражданам, что, чем попусту срывать голоса, лучше бы они однажды собрались и получили на мероприятие соответствующую санкцию – тогда бы к ним прислушались. Митингующие роптали, Сикоев уве­щевал, и, надо сказать, победу по очкам следует при­судить именно ему: через пару часов препирательств народ выговорился и стал-таки расходиться. Обрадованный генерал-триумфатор, похоже, несколько расслабился и в разговоре с представительницей органи­зации «Матери Беслана» Аннетой Гадиевой даже по­зволил себе согласиться с ее репликой о том, что нынешние методы правоохранительных органов неэффективны. Правда, он быстро спохватился и на все ее последующие слова твердил лишь: «Да, я понимаю, это боль, это горе».

– Я не ослышался, вы только что признали, что руководимое вами ведомство неэффективно? – не удержался я.

Сослан Иванович смерил меня подозрительным взглядом.

– Я вообще ни с чем не соглашаюсь. У меня две позиции есть: позиция сотрудника милиции и позиция гражданина. Усилить борьбу с терроризмом – требование очень законное. Усилить борьбу в Осетии – мало эффекта даст, потому что у нас терроризм приходит извне. Довольны? Я против терроризма. Вот вы эти окрики разделяете? – Сикоев повел усами в сторону митингующих. – Знаете, что это такое – требовать руководителей сюда? Это потеря власти, это прямой путь к анархии. А мы – для того, чтобы анархии не допустить. Вон, посмотрите на эту девочку в бордовом: у нее, наверное, уже пупковая грыжа от крика. Кто она такая?

Я хотел было задать еще пару вопросов, но генерал внезапно сменил милость на гнев.

– И вообще не надо всей этой ерунды, – Сослан Иванович указал на мой диктофон. – Я уже сорок лет в милиции, я видел эти все комментарии. Это все ненужное дело. Сегодня вы его передадите, завтра большая Россия забудет. Ничего они не передадут, все это подвальные статьи, – обратился Сикоев к присутствующим, – это все подвальные статьи.

Его не послушали. Стоя рядом со мной, Аннета Гадиева задала очередной «провокационный» вопрос:

– Если вы не можете обеспечить нашу безопасность, если вы справиться не можете, почему бы не поехать в Москву и так им там и не сказать?

– Ну, не я же первое лицо…

– Давайте тогда мы к вашему министру пойдем.

– Его нет.

Внезапно Сикоев атаковал мой диктофон, на который давно уже косился с неудовольствием, – как видно, решил сменить тему.

– Да брось это все, оставь свои шпионские штучки, пока я тебя не выкинул! Я вам запрещаю себя записывать – это мое конституционное право! – разгневался генерал. – Вы вынуждаете меня применить к вам силу! – еще жестче отреагировал замминистра на попытку обсудить границы его конституционных прав.

За моей спиной немедленно сгрудились чинопослушные правоохранители. Толпа неодобрительно загудела.

– А чего вы боитесь, Сослан Иванович, вы же в данный момент не воруете! – крикнул кто-то.

Все захохотали, генерал отвернулся.На реакторе

Шутки шутками, но ситуация в Северной Осетии накалена настолько, что уже чуть ли не каждый третий требует закрытия границы с соседним субъектом Федерации – Ингушетией. Дело сколь неслыханное, столь и бессмысленное. Однако арабо-израильская метафора, похоже, прочно укоренилась в головах многих людей вне зависимости от уровня жизни, образования, возраста и прочего. Слышать рассуждения в том духе, что, мол, израильтяне уже давно все испробовали и против «варваров» ничего, кроме стен, не помогает, здесь приходится постоянно. При всей сомнительности такой аналогии ряд очевидных совпадений действительно есть.

Радикально настроенные ингуши действительно претендуют на значительную часть территории Северной Осетии, включая часть ее столицы. В Осетии есть места компактного проживания ингушей, а наоборот – нет. Ингуши ездят в Осетию, но оказываются там на вторых ролях, получить работу им там, как правило, не удается. Осетины же в Ингушетию практически не ездят, даже те, для кого это профессия или заработок. Осетинские таксисты отказываются пересекать границу, многие осетинские журналисты вообще никогда не бывали в соседней республике. Ингушские террористы угрожают Осетии, в Осетии организованного подполья пока нет. Ну и, конечно, религия.

Вот только стену построить не получится. И пока большинство осетин все еще настроены относительно миролюбиво, поберечь бы эту хрупкую доминанту. А это – работа властей обеих республик и, конечно, силовиков, которым стоило бы вместо мониторинга блогов пылких юных дам заняться более приличествующими их погонам занятиями. Потому что каждый новый день незащищенности приближает точку невозврата, а после ее прохождения ситуация может оказаться настолько радиоактивной, что «лучевая болезнь» ненависти на десятилетия вперед поразит весь Северный Кавказ.