50 лет назад экипаж подводной лодки «К-19» ценой многих жизней предотвратил ядерную катастрофу в Северной Атлантике
Летом 1961 года в Северной Атлантике разыгралась трагедия, которая могла стоить для Европы ядерной катастрофы, равной как минимум нескольким Чернобылям или Хиросиме.
В годы службы на Северном флоте мне довелось ознакомиться с некоторыми (тогда совершенно секретными) материалами, связанными с этой аварией. Впоследствии рассказы очевидцев во многом дополнили содержание сухих документов.
Аварийная тревога
18 июня 1961 года первая советская атомная ракетная подводная лодка «К-19» (658 проекта) под командованием капитана второго ранга Николая Затеева вышла из Полярного в Северную Атлантику на боевые учения под кодовым названием «Полярный круг». Это был уникальный по тому времени подводный корабль: три палубы, шесть тысяч тонн водоизмещения, 127-метровая длина, подводная скорость 26 узлов (почти 50 километров в час). На лодке были установлены три баллистические ракеты с боеголовками по 1,4 мегатонны каждая, а также торпеды с ядерными зарядами. Энергетическая вооруженность — два атомных реактора, обеспечивающих двухмесячную автономность плавания. В ходе учения подводной лодке предстояло произвести боевую ракетную стрельбу по полигону Новая Земля.
4 июля в 4 часа 15 минут, когда «К-19» находилась недалеко от берегов Англии на траверзе Фарерских островов, командир получил доклад с пульта управления реактором о резком падении давления охлаждающей жидкости в первом контуре правого реактора. Была сыграна аварийная тревога. Под руководством командира электромеханической боевой части А.Козырева и командира дивизиона движения Ю.Повстьева были предприняты все возможные меры для восстановления давления. Но вскоре стало ясно, что произошла разгерметизация первого контура и начала уходить охлаждающая жидкость — бидистиллят. Дальнейшее грозило стремительным нарастанием температуры ТВЭлов (тепловыделяющих элементов) и тепловым взрывом реактора, влекущим за собой не только гибель экипажа, но и страшную экологическую катастрофу для всей Европы.
Выход напрашивался один: смонтировать нештатную систему расхолаживания активной зоны, то есть провести новый трубопровод, через который закачивать из резервной цистерны бидистиллят в контур аварийного реактора.
Ад в реакторном отсеке
Дело усложнилось некоторыми обстоятельствами, связанными стем, что этот ракетоносец строился в большой спешке. Руководство страны, главнокомандующий ВМФ всячески торопили и строителей, и первый экипаж со спуском головной ракетной атомной субмарины. И было из-за чего торопиться. В начале 60-х годов в мире вовсю шли ядерные испытания в атмосфере, на воде, на атоллах. Создавались новые виды вооружения. Американцы уже выпустили свой «Наутилус» в Атлантику на боевое дежурство. Нашей стране нужно было срочно противопоставить адекватный корабль. В такой обстановке ни один проектировщик, ни один строитель не осмелился задержать спуск «К-19» хотя бы на месяц. Ещё тогда Козырев и Повстьев требовали от строителей установления дублирующей системы охлаждения реактора на случай аварии. Но от них отмахнулись: сроки поджимают! Если бы тогда знать, чем это обернётся…
На лодке не было даже запасных элементов трубопровода. Их срезали с одной из торпед. А дальше — дальше требовались люди, готовые совершить, без всякого преувеличения, подвиг самопожертвования. Ведь трубы предстояло монтировать в аварийном реакторном отсеке, где уровень радиации в десятки раз превышал все допустимые нормы.
Вызвался почти весь экипаж. Командир отобрал тех, кто хорошо знал оборудование отсека и владел электросваркой. Первую группу добровольцев возглавил командир отсека лейтенант Борис Корчилов, вторую — капитан-лейтенант Юрий Повстьев, третью – главный старшина Борис Рыжиков.
Сменяя друг друга, моряки начали работы в реакторном отсеке. Условия были в самом прямом смысле — адские. В пламени электросварки то и дело вспыхивал ионизированный водород, От неимоверной жары запотевали стекла изолирующих противогазов, и моряки срывали их, вдыхая сверхрадиоактивный газ — воздухом ту дьявольскую смесь назвать невозможно.
Но главное то, что поначалу не ощущалось, — мощная радиация. Уже через несколько минут у моряков появились отчетливые признаки лучевой болезни. У выходящих из отсека изо рта шла желтоватая пена. Их лица через считанные минуты стали распухать, из-под волос на голове потекла сукровица. Люди корчились от боли, теряли сознание. Командир приказал всем пить спирт — алкоголь замедляет разрушение облученных тканей. А иных средств защиты на корабле не имелось.
В развернутом в первом отсеке лазарете майор медицинской службы А.Косач как мог пытался облегчить страдания ребят. И сам облучался без меры, ибо его пациенты стали мощными источниками радиоактивного излучения.
Примерно через час после подключения нештатной системы охлаждения температура в каналах ТВЭлов снизилась до безопасного уровня и стабилизировалась. Подводная лодка всплыла и взяла курс в квадрат, где находились другие корабли ВМФ. Но вдруг старшина команды трюмных Иван Кулаков обнаружил течь нештатной магистрали охлаждения. Туда бросились старший помощник командира корабля Владимир Енин и старшина команды ракетной боевой части Леонид Березов. Они работали над самой крышкой реактора, которая излучала фиолетовое сияние. Это светились радиоактивный водород и графит, когда их атомы вырывались через крышку реактора. Березов и Енин знали, что их ждет неминуемая гибель, причем в тяжелейших муках, но дело своё делали: разрыв трубопровода удалось заварить. Европа была спасена…
Честь им и слава!
Правительственная комиссия под председательством академика А.Александрова объективно разобралась в случившемся, отмела обвинение в аварии от экипажа, признала его действия грамотными и больше того — героическими. Позже указом Президиума Верховного Совета СССР 49 моряков, в том числе и их командир, были награждены государственными наградами.
Однако последствия аварии были страшными. Несмотря на усилия медиков, уже через день умер лейтенант Борис Корчилов. Ещё через два дня — капитан-лейтенант Юрий Повстьев, главный старшина Борис Рыжиков, старшина первой статьи Юрий Ордочкин, старшина второй статьи Евгений Кашенков, матросы Семен Паньков, Николай Савкин, Валерий Харитонов. Ненадолго пережили своих товарищей капитан первого ранга Анатолий Козырев, капитан-лейтенант Николай Вахрамеев, матросы Леонид Березов, Владимир Первушин, Леонид Дубровин, Николай Клинков.
Остальные члены экипажа также получили дозы облучения, во много раз превышающие допустимые, и проходили лечение от лучевой болезни в течение многих лет. Лечение включало в себя пересадку костного мозга с последующим полным переливанием крови. Эта методика была предложена профессором З. Волынским и спасла в том числе получивших смертельные дозы облучения старшего лейтенанта Михаила Красичкова и капитана третьего ранга Владимира Енина. В целях секретности официальный диагноз был записан не как «лучевая болезнь», а как «астено-вегетативный синдром», в связи с чем подводники впоследствии имели сложности при приёме на работу и при оформлении инвалидности.
Однажды в Центральном военно-морском госпитале мне случилось встретиться с одним из участников тех далёких событий Виктором Андреевичем Пичугиным. В начале 60-х годов он служил старшиной команды на атомной подводной лодке ВМФ СССР «К-19».
Умерших похоронили, а живых отправили в Военно-морскую медицинскую академию, — рассказал Виктор Андреевич Пичугин. — Многие из нас получили лучевую болезнь второй степени, остальные — лёгкую степень. Каждый второй из оставшихся в живых был признан инвалидом второй группы. Врачи во главе с профессором Алексеевым сделали для нас больше, чем могли, многих буквально вытащили с того света. Для пересадки нужен был костный мозг, но желающих стать донорами не находилось, люди, естественно, боялись. Такие операции были ещё тогда в новинку. Профессоры Алексеев, Закрежский первыми отдали свой костный мозг. После этого нашлись и другие смельчаки. Подчеркиваю это потому, что если экипаж был хоть как-то награжден, то подвиг медиков остался незамеченным.
Прошли десятилетия, — продолжал рассказ Пичугин. — Живые стали завидовать мертвым. Все мы навсегда остались тяжело больными, работали через силу, некоторые вообще не способны были трудиться. В своё время с нас взяли подписку о неразглашении случившегося. Все эти годы мы были вообще бесправными. Куда и с какими словами обратиться, если о существе дела не имеешь права говорить. Вот только недавно добились, что нам выдали справки о получении лучевой болезни во время службы. Теперь хоть на официальном основании можем подлечиваться в госпиталях и добиваться пенсий.
Несчастливая субмарина
– «К-19» не везло с самой постройки, – рассказал мне бывший подводник капитан первого ранга в отставке Виктор Мещеряков. – В 1959 году ещё до спуска подлодки на воду
при окраске трюмов вспыхнул пожар, два человека погибло, после возобновления покрасочных работ задохнулась женщина-маляр. В 1961 году при погрузке ракет в шахты один матрос был придавлен крышкой шахты и погиб.
12 апреля 1961 года лодка чудом избежала столкновения с американской АПЛ “Наутилус», но из-за резкого маневра снижения глубины при этом врезалась в дно. Значительных повреждений не было.
После июльской катастрофы 1961 года неудачи продолжали преследовать «К-19».
15 ноября 1969 года произошло столкновение в подводном положении с подводной лодкой ВМС США «Гэтоу» при манёвре изменения глубины с 60 до 90 метров. Обе лодки получили повреждения, но самостоятельно вернулись в свои базы.
24 февраля 1972 года произошел пожар в 8 и 9 отсеках. Погибло 28 человек на лодке и 2 спасателя. 12 матросов пробыли в заточении в 10-м кормовом отсеке 24 дня без света, связи, пищи и со скудными запасами воды, получая из других отсеков только воздух (с перебоями). Все остались живы.
15 августа 1982 года — при ремонте в аккумуляторном отсеке возникла электрическая дуга. Обожжены несколько человек, один из них 20 августа скончался.
После этой аварии «К-19» была выведена из боевого состава в резерв и переименована в БС-19. Несмотря на все старания ветеранов-подводников, пытавшихся сохранить первый атомный подводный ракетный крейсер, утилизирована в 2003 году. Сохранилась лишь рубка. Планировался перевоз её в Москву, но из-за отсутствия средств она так и осталась в Снежногорске (Мурманская обл.) перед судоремонтным заводом «Нерпа».