В августе исполняется три года со дня катастрофы на Саяно-Шушенской ГЭС, унесшей 75 человеческих жизней. Сегодня о своих ощущениях в те августовские дни рассказывает шеф-редактор ИА “Хакасия” Игорь Саськов:
В августе 2009-го я приехал в Абакан на постоянное место жительства после двадцатилетнего отсутствия в столице республики, откуда уехал сразу после окончания школы. Бродил по городу, удивлялся и радовался тому, как все в нем стало по-другому, изменилось к лучшему…
17 августа утром мы с мамой захлопнули за собой дверь абаканской квартиры и стали спускаться вниз по лестнице. Впереди предстояла поездка на дачу.
«Стойте! А вы знаете, что на СШГЭС авария, и на нас движется волна?!», – сосед сверху налетел на нас коршуном.
Честно говоря, страха абсолютно не испытал. Знал, что если такое действительно будет, то сначала просто вырубится электричество, а затем сотовая связь. Все работало… Мы с мамой лишь пожали плечами — ну и что? Мы фаталисты. Накроет — значит, накроет…
Сосед посмотрел на нас с удивлением и коршуном полетел дальше. Наверное, разносить слухи.
На даче все было спокойно. Звонков на мобильный не было.
Вечером, придя домой, мы включили телевизор и получили информацию по полной, так сказать, программе. Авария на Саяно-Шушенской ГЭС. Паника в Абакане и других населенных пунктах, беспредел таксистов и жуткие очереди на автозаправках, спасательные работы, куча народа на Самохвале, скакнувшие цены на хлеб и соль….
Потом вы видели и слышали все сами.
Позже я часто задумывался почему-то не об аварии, а о вранье, присущем всему нашему государству в связи с разнообразными бедами. Тонет «Курск», взрываются самолеты, горят поезда, стираются с лица земли города или происходят террористические акты — людям дают самые отрывочные и противоречивые сведения. Зарубежные эксперты при этом твердят, как дятлы: всего 10-20% противоречивой информации в случае ЧП дается населению потому, что сами спасательные службы сначала не могут разобраться, что на самом деле происходит, оценить масштабы катастрофы, так сказать. Затем все приходит в норму. Остальные 80% данных СОЗНАТЕЛЬНО корректируются. Цель? Недопущение все тех же слухов и паники. Но происходит все с точностью до наоборот — фильтрация информации только усиливает «закипание мозгов».
Как с этим бороться, все те же специалисты давным-давно знают: населению во многих странах дается ВСЯ (ну, практически) информация о происходящем, после чего людям четко и конкретно объясняют — а сейчас надо делать то-то и то-то, не волнуйтесь, возьмите себя в руки и действуйте совместно с полицией, военными и спасателями, помощь уже близко, не будьте идиотами! Девять из десяти человек в итоге берут себя в руки и все происходит так, как нужно.
Именно так — я проверял, к счастью — спасают людей в Южной Америке, Японии, Европе и США, предварительно проведя национальные, в масштабах всего государства, учения. А у нас? Вот именно. Каждый действует кто во что горазд и в одиночку.
Как изменить такое положение, мне неизвестно. Причем неизвестно с тех самых пор, когда я узнал, что в любом крупном и не очень сибирском городе система бомбоубежищ советского периода, например, находится в полуразобранном состоянии, а заводские бомбоубежища вообще изначально задумывались лишь на укрытие только работающей на предприятии смены.
Когда я узнал, что большинство живущих в Хакасии не знает, что делать, если завоют сирены (нет, то что нужно включить телевизор, радио и прослушать сообщение, они знают, правда, мало кто знает, что при крупной катастрофе первым мгновенно исчезает электричество и связь, и вот что делать потом?).
Когда мы с вами видим в каждом офисе план эвакуации при пожаре, но никто и никогда — почти никогда — не наблюдал план эвакуации населения при крупномасштабных катастрофах: на какие автобусы бежать, где они будут группироваться, в каких направлениях поедут?
Наверное, об этом знают какие-то определенные люди.
Те, кто не хотят паники и мародерства.
Те, кто желают, чтобы все было тихо и спокойно. Те, кому наверняка известен процент населения любого российского региона, которому суждено погибнуть в связи с неразберихой в первые два-три часа после ЧС (наука по изучению катастроф такой процент уже подсчитала: в разных странах мира он колеблется от 20% до 50%).
Нет, я не паникую. Я сам против паники. Я фаталист.
Просто хочется, чтобы этой самой фатальности в моей жизни было бы все меньше и меньше.
Потому что очень хочется жить.
Игорь Саськов