Выступая на радио «Эхо Москвы», писательница Юлия Латынина высказала весьма интересную точку зрения о событиях, происходящих в последнее время в Ингушетии:
«… По всем средствам массовой информации, по всем телеканалам прошел рассказ о том, как в Ингушетии задержаны убийцы русской учительницы и задержаны террористы, совершившие чуть ли не все последние теракты в течение нескольких недель, что один из них задержан, другой – некто Апти Далаков – убит накануне при задержании
И вообще, видимо, в Ингушетии тишь и мир, и последние террористы ликвидированы. Надо сказать, эта информация была довольно удивительная, потому что этих задержанных и этого убитого показывали по всем каналам. Не так часто нам показывают убитых в Ингушетии.
И возникал вопрос, а что же такое случилось в Ингушетии в воскресенье, что этого человека, убитого Далакова, показывают по всем каналам? А случилась действительно страшная вещь. На мой взгляд, последняя вещь перед восстанием. В воскресенье в Карабулаке… по городу Карабулаку ехала белая «Газель» без номеров, в которой обыкновенно ездят мобильные группы или сотрудники спецслужб, вообще-то говорят, что она постреливала в воздух, говорят, что она кого-то по ходу дела избивала.
Но не важно. Она подъехала к игровому клубу. Из игрового клуба вышло несколько парней, в том числе этот Апти Далаков, из «Газели» выскочили люди, начали стрелять. Парни разбежались, Далаков был ранен в ногу, он забежал на территорию детского сада. Напоминаю, он был ранен в ногу. То есть вообще-то можно было его брать и допрашивать.
К этому времени уже довольно много свидетелей вокруг собралось, толпа начала собираться. Далакову выстрелили сначала в живот. Обратите внимание – сначала в живот, то есть чтобы помучился. И видимо, потому что у него не было оружия, то есть безопасно это было стрелять в живот, – потом в голову. Потом один из ФСБэшников на глазах толпы положил к нему гранату – кстати, Далаков был в облегающих джинсах и футболочке – и сфотографировал его так с гранатой. А после этого… собственно, все это знакомо, все это много раз повторялось в Ингушетии, все это много раз делалось на глазах населения, но дальше произошла самая жуткая вещь. Приехал ингушский ОМОН к уже убитому и де-факто задержал ФСБэшников на глазах толпы.
Мне передавали самые разные подробности, не знаю, насколько они правильные. Мне говорили, что их избили, мне говорили, что их там чуть ли не ползать заставили. Но факт остается в том, что ингушский ОМОН, то есть те люди, которые менты, те люди, которые должны быть на стороне федералов, задержали федералов и, в общем, хотели с ними что-то делать.
В конце концов, всех этих убийц сдали РУВД. Там глава МВД Ингушетии господин Медов лично распорядился освободить федералов. Прокурор республики господин Турыгин заявил, что произошла ликвидация боевика. И, собственно, вот почему я эту историю рассказываю. Потому что следующая стадия – это восстание.
Уже в Ингушетии все было. Уже была ситуация, как, допустим, в село Сурхахи приезжают БТРы и федералы и забирают какого-то человека. И село его отбивает. Уже были ситуации, когда ночью идет бой, и этой ночью военные подразделения боятся выдвинуться к месту боя. Уже были ситуации, я не знаю, насколько они справедливы, но рассказывают, что несколько мобильных групп выдвигалось в лес, и там из леса не вернулась, потерялось.
Известно, что леса бомбят в Ингушетии. Войны нет, но леса бомбят. А мобильные группы официально в леса не ходят. А неофициально они там теряются. Так вот, все это было. Но ситуация, когда люди, которые теоретически являются палачами, вступаются и пытаются арестовать федералов, это последняя грань перед восстанием.
Вы меня спросите, а вот этот Апти Далаков – убитый боевик или нет. Я отвечу, что это иррелевантный вопрос. Это вопрос не релевантен для федералов, потому что для них застрелил – значит, боевик. Этот вопрос нерелевантен для толпы, которая там стояла. Для толпы было важно, что федералы убийцы, и если они убили того, кто не мочил федералов, значит они убили невинного, а если мочил, значит убили героя. Вот это самый важный момент, потому что террорист – это когда в Италии убивают (Альдемора) какие-то отморозки, и вся Италия, за исключением десятка каких-то придурков, говорит, это террористы убили.
А когда в Ингушетии взрывают «ГАЗик» федералов, никто не говорит: ой, террористов. Говорят: ой, наконец, федералов убили. И когда этот мальчик там лежал, никто из стоявшей рядом толпы не думал, вот, мол, если он убивал федералов, то хорошо, что его замочили, а если не убивал, то плохо. Думали, федералы – убийцы. Они убили либо невинного, либо героя.
И это очень страшный момент, потому что мы видим, что в Ингушетии происходит нечто, устроенное еще Басаевым, и то, что можно назвать цепной ядерной реакцией. Вот такой социальной цепной реакцией, когда каждое несправедливое убийство порождает новых боевиков. Собственно эта история началась с 22 июня 2004 года, когда боевики ночью зашли в Назрань и стреляли всю ночь тех милиционеров, кого хотели.
И когда на следующее утро президенту Путину вместо того, чтобы доложить, что боевики могут контролировать Назрань лучше федералов, президенту Путину доложили, что федералы отбили наступление боевиков и ведут их преследование. И президент Путин распорядился найти и уничтожить, а кого поймали живым, то судить.
Вот это «уничтожить», собственно, и было целью той спецоперации, которую проводил Басаев. Потому что Басаев не столько хотел замочить милиционеров, сколько хотел сделать так, чтобы новые зверства федералов умножали количество боевиков. Басаев мертв, но план его живет. И план его живет прежде всего благодаря тому, что власти республики не признают, что происходит беспредел.
И это происходит, знаете, как с раковым больным. Рак не обязательно убьет человека, хотя это очень тяжелая болезнь. Но если больному говорят, что он абсолютно здоров, и что если он не здоров, и тот, кто говорит, что то, что он нездоров, это происки врагов, то тут рак убьет этого человека точно.
Фактором главным, который сейчас происходит в Ингушетии, является то, что ОМОН готов был стрелять в федералов, в Карабулаке. И вот эти люди, у которых под ногами земля горит – я федералов имею в виду – они еще показывают по «Первому каналу», как они боевика убили. Они кому показывают? Они кому пытаются объяснить, что происходит?
Очень страшная история, потому что эта история достаточно бесполезного достаточно бессмысленного восстания, бессмысленной вражды, потому что ясно, что Ингушетия слишком маленькая, чтобы из нее получилась вторая Чечня. И ясно, что народ стоит на грани взрыва. Это, в общем-то, никому не нужно. Но тот социальный механизм, который запущен, видимо, к этому может вот-вот привести. …
Мне пишут по интернету: «Вы по-прежнему считаете, что первую русскую учительницу и ее детей убили федералы?» Да дело не в том, что я это считаю, дело в том, что два федерала-контрактника, осетин и русский, сидят за это дело во Владикавказе. И поэтому мне очень странно, когда власти, расстреляв вот этого несчастного Далакова, причем власти очень интересно говорят, власти говорят, что мы считаем, что он причастен к убийству другой русской семьи – семьи учительницы Веры Драганчук. Власти очень аккуратно именно это заявляют.
Но почему-то потом во всех СМИ, которые уже не отвечают типа за свои слова, появляются слова, что проверяют убитого и на причастность к убийству первой русской учительницы Людмилы Терехиной, которая, как я уже сказала, ее убийцы сидят. То есть вот это очень интересный момент. И я не беру на себя ответственность сказать, что происходит с убийством русских семей, потому что это вопрос, на который не надо тыкать пальцем в небо.
Я уже сказала, что для раскрытия преступления нужна не логика, нужны киллеры. Вот в случае Терехиной мы знаем – киллеры сидят. А в случае Драганчук мы ничего не знаем кроме того, насколько я знаю, были свидетели, что Драганчук слышала, что убийцы говорили по-русски. В случае с последним убийством – убийством вчерашним главврача станции переливания крови Натальи Мударовой – это тоже парадоксальная вещь. Мы опять же ничего не знаем кроме того, что женщину на улице расстреляли из автоматов и написали, что русских убивают в Ингушетии.
Но покойница была замужем за чеченцем, что по местным обычаям все равно, что она уже вайнашка, она уже внутри вайнашской семьи. У нее дети, соответственно, которые просто даже будут мстить убийцам, если они их найдут. У нее муж вайнах. Ей естественно было под 60: косыночка, юбочка, она выглядела, и она, собственно, была местным жителем. Если ее расстреляли случайно на улице, ее нельзя было принять за русскую. Если ее специально отслеживали, то трудно представить себе, что это делали боевики. поскольку для них она тоже не была русской, она была женой чеченца.
Это очень странные вещи. Это пока только вопросы. У меня нет на них ответов. Это просто вопросы …».