Только по официальной информации, в Чечне за последние сутки убито шесть молодых женщин. По неофициальной — восемь. Способ убийства одинаков — расстрел. Кроме того, преступники не прячут тела своих жертв, оставляя их так, чтоб их можно было легко найти. Убийцы как будто действуют в назидание.

Как-то очень поспешно и в один голос все — от правоохранителей до правозащитников — обвинили этих несчастных женщин в аморальном поведении. Об аморальности жертв сказал и руководитель следственного управления Следственного комитета при Прокуратуре РФ по Чечне Виктор Леденёв. О “нарушении кодекса горянок” и возможном самосуде высказался и чеченский омбудсмен Нурди Нухажиев. И даже сотрудница грозненского филиала правозащитного центра “Мемориал” Наталья Эстемирова, лауреат так называемой “альтернативной Нобелевской премии”, заикнулась было о “неподобающем горянкам поведении”, впрочем, уже на следующий день критиковала эту версию как самую удобную для следствия.

Столь быстрое возникновение и, главное, практически немедленное ее озвучивание позволяет предположить, что убойная команда, отстреливающая пачками тех, кто кажется общественности недостаточно высокоморальным, действует если не по приказу, то с негласного одобрения чеченских властей. Слишком масштабны действия этих “поборников нравственности”, слишком хорошо они вооружены и подозрительно неуловимы, притом что действуют не где-то в горах, а в самой чеченской столице или ее пригородах. Не исключено также, что эти убийства быстро раскроют, списав их на какую-нибудь ваххабитскую банду, которую тут же и уничтожат при задержании в полном составе.

Обеспокоенность, однако, вызывают совсем не эти оперативные мелочи, а готовность и властей, и общественности частично оправдать неведомых покуда убийц, коль скоро они затеяли праведное дело борьбы за женскую нравственность.

Никто не давал права ни прокуратуре, ни омбудсменам публично озвучивать версию, бросающую тень на потерпевших. Во-первых, это несправедливо по отношению к жертвам, а во-вторых, опасно. У погибших остались родственники, которые рано или поздно спросят и с правозащитников, и с правоохранителей за поспешную хулу. И как бы потом не пришлось опознавать трупы тех, кто огульно причислил убитых женщин к девицам неподобающего поведения.

Но если даже на секунду предположить, что все эти хулители угадали, то все равно за ними нет никакого морального права осуждать кого бы то ни было. Оставим Чечню, взглянем на другие субъекты Российской Федерации. Борьба за нравственность, что в Москве, что в каком-нибудь Саратове, начинается не с милиции, которая крышует проституток, не с сутенеров, которые обеспечивают всю эту бардачную логистику, не с провайдеров, предоставляющих по Интернету всю необходимую тематическую информацию, и уж, конечно, не с потребителей интимных услуг, начиная от безобидных юзеров и заканчивая вполне публичными фигурами, включая политиков. Борьба за нравственность начинается с притеснения проституток, этим же, собственно, борьба и заканчивается. Как будто вопреки всем экономическим законам именно проститутки своими похабными предложениями формируют спрос, а не наоборот.

А что касается Северного Кавказа, то для него падение нравственности куда более опасно, чем для других регионов. Потому что основные законы, по которым живут кавказцы, основаны не на абстрактных книгах вроде Уголовного кодекса РФ, а на вполне конкретных нравственных постулатах — “не убей”, “не укради”, “не прелюбодействуй”. И те, кто однажды нарушает эти постулаты, очень быстро переходят в разряд парий. И именно из таких парий опытные вербовщики и формируют так называемое террористическое подполье.

5 июля 2003 года в Москве на стадионе в Тушине взорвались две террористки-смертницы. Погибли 16 человек, более 20 получили ранения. Одна из террористок, которая, по счастью, убила только себя, тоже была небезупречна по меркам высокой кавказской нравственности. На ее трупе нашли неотправленное письмо возлюбленному. Вот его текст с сохранением орфографии оригинала:

“Мир твоему дому душа моя Махмад у меня одна просьба к тебе ты прости меня мой маленький Жага.
Жага ты не думай что я тебя не люблю и не думаю о тебе. У меня нету кроме тебя никого на этом белом свете и поэтому я пошла стать шахидом на пути Аллаха.
Ты пожалуйста я умоляю тебя не делай некому нечево я по своей воли пошла на это, никто меня не заставил. Ведь ты же знаешь как я этого хотела, проста я не хотела тебя оставит на этом свете одного но с тобой Аллах и он позаботиться о тебе. Ты не ходи в лес или куда то ешо ты проста возми поес и стань шахидом на пути Аллаха и мы будем вместе.
Вечером когда я уезжала я хотела тебя обнять и поцеловать но ты бы догадался и поэтому я сдержалась.
Не живи на земле Жага. Ты быстро приходи ко мне. Я буду ждать тебя снетерпением и не кому тебя не отдам. Ты оставь все и всех. Они свое получат от Аллаха. Он им судья, а не ты. Ты не ходи никуда, сразу же за мной стань шахидом.
Пожалуйста я проста умоляю тебя я стала на колени и прошу тебя стань шахидом. Я буду ждать нестерпением.
Люблю люблю и буду любить там в небесах. Я не хотела жить вэтом грязном свете и пойти в ад. Я этого боялась страшно. И тащить тебя с собой. Мы друг друга толкали в ад и поэтому мы пойдем в рай.
Махамад, мои вещи если хочеш отдай комуто. Все что у меня было это ты. И будешь ты мой если ты этого захочеш и я тебе там дакажу как сильно я любила тебя и буду любить.
Мне кроме Аллаха и тебя не кто не нужен. Первый Аллах, потом пророк и ты. Больше никого мне ненадо. Не здесь нитам. Кроме и тебя так и знай”.

Этот самый Жага и сделал эту женщину террористкой, выкрав ее из семьи и поставив в такую ситуацию, когда ей стало проще взорваться, чем жить дальше.

Эта женщина ушла из дома с боевиком за три месяца до теракта в Тушине. И все знали, куда и с кем она ушла. И районные власти, и комендатура, и милиция, и военные. И никто не пытался ее спасти, никто ее не искал. И только когда она погибла, все о ней вспомнили и заговорили как о той, что “нарушила кодекс горянки”.

Вскоре негодяй Жага был пойман и осенью 2004 года осужден Верховным судом Чеченской Республики к 16 годам колонии строгого режима. За участие в незаконных вооруженных формированиях, обстрел милиции в селе Курчалой, незаконное хранение и приобретение оружия. А за то, что он погубил девушку, его не судили, это дела личные. 12 января 2005 года Верховный суд России счел приговор слишком жестоким и сократил Жаге срок на три года.

Не с тех людей начала Чечня борьбу за нравственность. Ох, не с тех. Начинать надо с мужиков. От них все зло на Кавказе.

Владимир Речкалов