Взрывы на шахте “Распадская” – спецкатастрофа?

Шумиха вокруг взрывов на шахте “Распадская” постепенно сходит на нет. Большая часть россиян восприняла происходящее как очередной сериал, т.е. бездумно и эмоционально. Меньшая часть (в лице либеральной оппозиции) воспользовалась удобным поводом, чтобы оседлать народное недовольство и направить его в нужное им русло.

Как всегда, остаётся множество вопросов, которые повисли в воздухе (по всей видимости, до следующей подобной трагедии). Одним из таких вопросов задался политолог Сергей Кургинян, выдвинув версию, согласно которой катастрофа на “Распадской” произошла в результате диверсии, целью которой был информационно-политический удар против России:

“То, что наши СМИ рыдают по “Распадской”, не изумляет. Изумляет то, как громко они рыдают. По поводу “Ульяновской” так не рыдали. На “Распадской” погибло 90 человек, на “Ульяновской” – более 100.

Вычитаешь из центнера “распадских” рыданий килограмм рыданий “ульяновских” – и получаешь 99 килограмм рыданий чисто политических. Ежу понятно, что политических.

Когда прислушиваешься к тому, как именно рыдают по “Распадской”, то вскоре обнаруживаешь не только политическую, но и онтологическую фальшь. Рыдающие очевидным образом “не в теме”. И понятно, почему. Потому что им тема пофигу – Сибирь эта грёбаная, Кузбасс, “шахты-махты”, шахтёры, директора…

Андропов, читая дезинформацию, которую должен заглотнуть противник, спрашивал Крючкова: “А сколько тут процентов правды?” Крючков отвечал: “80%, Юрий Владимирович!” “Мало. Надо 85%”, – говорил Андропов, возвращая бумагу для доработки.

Тем, кто сооружает дезинформацию о “Распадской”, адресованную не противнику, а своим гражданам, не надо ни 85% правды, ни 80%, ни даже 10%…

Почему спецпропаганда так груба? Потому что ставка делается на шок. В условиях шока резко возрастают возбудимость и растерянность, утрачивается способность критически воспринимать реальность. А значит, провокатор может внушить провоцируемым почти всё, что угодно. Например, что у Тулеева растут рога на голове. И провоцируемые хоть и видят, что рогов нет, но идут их обламывать.

Создать шок и управлять после этого сознанием людей, потерявших способность к критическому восприятию реальности… Где же я читал о подобном? Ах, да. В инструкциях по ведению политической войны с использованием террора (”стратегия напряженности” называется).

Специалисты утверждают, что в истории угольного дела НИКОГДА не было повторных взрывов метана через четыре часа после первого взрыва. Мы обсуждали это и с кузбасскими профессионалами, и с московскими учёными. Конечно же, всё надо проверять и уточнять. Но пока что никто не смог назвать ни одного случая второго взрыва через четыре часа за всю историю угледобывающей отрасли. Может быть, в итоге мы и наши эксперты обнаружим такие экзотические случаи. Но пока их не обнаружено – причём не только нами, но и профессионалами экстра-класса.

Так чем же порождено нарушение этого “никогда” на “Распадской”? Тут либо-либо.

Сценарий #1: катастрофа на “Распадской” – это нечто сверхнебывалое. При том, что в мировой угледобыче бывало всё – и ошибки, и преступная халатность, и геологические неожиданности. Всё это бывало, но НИКОГДА не приводило к тому, что произошло на “Распадской”.

Сценарий #2: катастрофа на “Распадской” – это спецкатастрофа. Причём, именно “спец”, и именно катастрофа. То есть не классический теракт, не диверсия, а нечто, сооруженное с целью имитировать “нормальный катастрофизм”. Организатор спецкатастроф имитирует “нормальную” катастрофу. И понятно, как именно.

Какова вероятность сценария #1? Мы считаем, что она не менее 80%. Очень высокая вероятность? Конечно. И, конечно же, сомнителен – банален, привычен в дежурной истеричности своей – сценарий #2. Но лучше некрасивая, корявая правда, чем красивая и гладкая ложь. А значит, надо рассматривать и аргументы в пользу сценария #2.

Первый аргумент – это самое “НИКОГДА”.

Второй – биржевые сводки. Согласно им, весной 2010 года акции “Распадской”, которая первой из российских шахт восстановила докризисный уровень добычи, стали расти быстрее российского фондового рынка в целом.

6 мая 2010 года произошел “обвал” мировых бирж, якобы порожденный “техническим” сбоем на бирже Нью-Йорка.

7 мая 2010 года “рухнули” и российские биржи: ММВБ на 5,61% и РТС на 5,55%. Об этом сообщает нам 11 мая 2010 года весьма компетентная газета “Ведомости”. В этой же статье сообщается, что 7 мая акции “Распадской” на РТС рухнули на… 9,44%!

Почему 7 мая акции “Распадской”, так хорошо восстановившейся после кризиса, упали резко больше, чем другие? Разница ведь существенная! Вряд ли “Ведомости” (дочернее издание Financial Times и Wall Street Journal) будет проявлять неточность в таком вопросе, как биржевые котировки.

Есть и другие сведения, причем, опять-таки, даваемые вовсе не маргиналами, а достаточно солидными специалистами (например, главой консалтинговой группы Commercial real estate С.Сафиуллиным и начальником аналитического департамента группы компаний “Альпари” Е.Сусиным). Согласно этим сведениям, обвал акций “Распадской” незадолго до катастрофы (вы понимаете? – ДО катастрофы!), на фоне полного благополучия и высоких перспектив роста компании – есть явная аномалия. Сафиуллин в связи с этим пишет: “…акции “Распадской” в больших объёмах сливались. То есть трагедия ещё не произошла, а акции уже скидывают? Что же случилось? Общий тренд? Или все-таки о предстоящей трагедии знали?”.

Сафиуллин и Сусин – топ-менеджеры крупных компаний, для них потеря репутации значит полный крах. И если они пишут, что на фондовом рынке налицо явная аномалия, – они ответственность своих заявлений понимают очень хорошо.

Кто мог сбрасывать акции “Распадской” до взрывов? Картежники в таких случаях говорят: “Знал бы прикуп – жил бы в Сочи”. Основные пакеты акций “Распадской” (всего – 80%) находятся у “Евраз Груп” и менеджеров “Распадской” Козового и Вагина.

Ну, так что же – кто-то (он же субъект всех рассмотренных нами “спец”) “знал прикуп”? Но кто же он?

Это экономический суперсубъект? Но откуда у него такие информационные спецвозможности? Это политический субъект? Какого ранга? Каковы его цели?

Вопрос настолько жгучий, что пренебрежение частностями категорически недопустимо. Пусть каждая из частностей мало значима. Их совокупность может нам о чем-то поведать.

Частность #1 – облегчение дестабилизации Кузбасса (а значит, и России) через отставку Тулеева, к которой могли привести и сама катастрофа на “Распадской”, и порожденный ею протест, и… ошибки Тулеева, вызванные подачей ему неправильной оперативной информации.

Частность #2 – спецпропаганда на тему о создании Западно-Сибирской республики. Новый сепаратизм, если он грядет (а по нашей оценке, он грядет), будет не только и не столько национальным. Он будет еще и социально-региональным, что намного опаснее.

Частность #3 – дата. Взрывы на “Распадской” произошли 9 мая. С одной стороны – это носит знаковый характер. Очень уж особый это день, согласитесь. С другой стороны… День не только особо праздничный, но и удобный для диверсионной пакости. Начальство разъехалось… Настроение праздничное… Это называется застать врасплох.

Частность #4 – “только прибежали спасать жертв первого взрыва – нарвались на беспрецедентный второй взрыв“. С точки зрения спецкатастрофизма, так и должно быть. Не первый раз в террористической практике (а говорить-то надо о ней) возникает ситуация, когда второй взрыв осуществляют в момент, когда стягиваются силы для преодоления последствий первого взрыва.

Частность #5 – быстрота, с которой политизировали катастрофу на “Распадской”. То, что катастрофу политизировали, – естественно. Неестественно то, с какой быстротой это сделали.

Вы решили бороться с проклятой властью за права шахтёров. Ну, решили и решили. Вы напечатали листовки… Ну, напечатали и напечатали, дело это теперь нетрудное. Вы загрузили листовки в чемоданы, взяли билет и прибыли… В Междуреченск… Или в Новокузнецк… Или в другой кузбасский город…

Что вы будете делать с листовками? Если вы в этом городе на новенького, то вам с ними делать нечего. Страна у нас хоть и расхлябанная, но не лишённая пресловутого чекистского компонента… Листовки у вас никто не возьмет… Через проходную вас никто не пропустит… И так далее.

Значит, вы не на новенького приехали? Как-то иначе? А как иначе? У вас в этом месте уже есть инфраструктура? Чья инфраструктура? Она, инфраструктура эта, за три дня не делается. И не так много у нас инфраструктур, которые могут и политические кампании раскручивать, и с акциями поигрывать, и…

Частность # 6 – совсем уж необязательная, но… Но раз мы собираем “до кучи” все частности, то и эта должна быть предъявлена. Как называется шахта? “Распадская”. То есть – РАСПАД-ская. Мелочь, конечно. И, скорее всего, случайность. Но именно “скорее всего”.

Частность #7 – в Междуреченске и Новокузнецке о втором сценарии как самоочевидном говорят люди и информацией обладающие, и истерикам не подверженные.

Россия – страна специфического капитализма, и это мы все понимаем. Её основные фонды изнашиваются, причем стремительно. Технологические катастрофы на подходе. Крупные игроки могут (вновь треклятое “либо-либо”!) ЛИБО ждать, пока эти катастрофы произойдут естественным образом (но этого ждать придется не один год), ЛИБО с помощью спецкатастроф ускорять неизбежное. Ускорив же его, сказать:

“Ребята, так вы же недееспособны! Мы вам помогли во всем – и про то, что такое рынок, рассказали. И про то, что такое частная экономика. А вы, смотрите, какое безобразие из всего этого соорудили! Вы и себя губите, и мир. Мы хотим вас спасти от вас самих и от той возмутительной власти, которая, как вы видите, ничем не управляет.

От ваших воров мы вас хотим спасти и от многого другого. Совковость вашу остаточную хотим медленно и терпеливо преодолевать. Преодолевать это, наверное, придется лет пятьдесят. Но мы с вами это преодолеем. Точнее, вы это преодолеете под нашей опекой. Не соглашаетесь на опеку? О` кей! Дождетесь нового безобразия. Возможно, даже и атомного”.

Про спецаспект чернобыльской аварии теперь говорят не только любители теории всемирного заговора. Но я не хочу присоединяться к тем, кто эту версию поддерживает. Я – о своем, о девичьем. Предположим, а) что такое было и б) что об этом было бы сказано по горячим следам аварии. Могла ли бы тогда триумфально шествовать перестройка? Мог ли бы тогда развалиться Советский Союз? Понятно, о чём я говорю? Не о Чернобыле…”.