«Желаю Вам успехов в Ваших порывах действенно служить родной России — в ее тяжелейшем нынешнем физическом и нравственном состоянии. Вы встретите и стену равнодушия, и враждебность, и насмешки — но кроме них вам будет мешать еще и — вероятная — смутность ваших представлений и о русской истории 20 века, и о накопленных дарах русской общественной мысли за 19 и 20 века. Не жалейте времени наверстывать упущенное. Рад буду, если в этом вам хоть сколько-нибудь поможет этот трехтомник (а может, кто-то из вас отважится окунуться и в «Красное колесо» — книгу о фактах и смысле русской революции 1917 года)».

В 2003 году Александр Солженицын уже не выезжал из дома, практически не давал интервью, а книги надписывал, ставя лишь имя адресата и росчерк. Но Юле он счел нужным написать это короткое письмо, передавая ей трехтомник своей публицистики с надписью на первой странице: «Юле и ее друзьям с возможным подбодрением — Солженицын».

Друзья Юли находились тогда в тюрьме. Сама она делала что могла, выступая в их защиту.

Не только Солженицын — многие правозащитники и деятели культуры узнали от Юли о группе молодежи, осмелившейся назвать себя разработчиками теории счастья.

Прошел уже не один год с тех пор, как друзья Юли вышли на свободу. И казалось, что власти позабыли это дело, сфабрикованное до смешного нелепо, до боли несправедливо. И конечно же было полной неожиданностью, когда 22 мая этого года арестовали вдруг саму Юлю.

Два с лишним месяца минувшего лета находилась Юлия Приведенная под стражей без решения суда об аресте. Стараниями адвоката, правозащитников и друзей ее освободили наконец из-под стражи под подписку о невыезде поздно вечером 6 августа. Это был день похорон Александра Исаевича.

«Как грустно, что я не успела на похороны», — сказала мне Юля в первом же телефонном разговоре.

Эту худую, хрупкую девушку невысокого роста обвиняют в организации… незаконного вооруженного формирования. Десять лет назад Юля и ее друзья, объединившиеся в организацию ПОРТОС, создали в Люберецком районе под Москвой предприятие, где было и фермерское хозяйство, и большая библиотека, и актовый зал с музыкальными инструментами, и учебные комнаты. Ежедневно оттуда отправлялись в рейс машины, на которых молодые люди развозили продукты питания и необходимую помощь ветеранам и пенсионерам. Но главным их занятием было обучение молодежи, помощь подросткам из трудных семей встать на ноги и найти себе место в жизни. Друзьям удалось создать условия для проживания и учебы подростков от 15 до 18 лет, организовывать им досуг с книгами, шахматами, обучение музыке, интеллектуальные беседы.

О разгроме предприятия сотрудниками РУБОП в конце 2000 года ребятам трудно вспоминать без дрожи в голосе. «Мы были простодушны и не предполагали, что можно такое ждать от властей, — рассказала мне Надежда Четаева. — К нам приходили сотрудники милиции и ФСБ, интересовались, смотрели библиотеку, хозяйство, говорили: молодцы, ребята, хорошее дело делаете. И вдруг приехали эти вооруженные люди и начали грузить себе в машины наши компьютеры, уничтожать книги, рубить кур в курятнике, громить учебные классы… Мы поняли тогда, что к нам ходили с недобрыми намерениями». С особой грустью вспоминают ребята инвалидную коляску, которую подарил им летчик Мересьев — они с почтением держали ее в актовом зале, желая передать какому-нибудь нуждающемуся ветерану. Стражи порядка «ликвидировали» и ее.

Уголовное дело возбудили по статье «незаконное вооруженное формирование». Почему незаконное и почему вооруженное — очень трудно понять. Организация ПОРТОС была законно зарегистрирована, а изъятые охотничьи ружья тоже были оформлены по всей строгости закона. И уж совсем невозможно понять, как можно назвать вооруженным формированием абсолютно мирных людей, которые ни с кем не воевали, ни в кого не стреляли, в программе и деятельности которых не было ни намека на воинственность.

О ПОРТОСе была пущена дурная слава, будто там избивали подростков.

«Ребята, которых представили как потерпевших, много раз заявляли о том, что они — не потерпевшие и не имеют к нам никаких претензий, что показания они дали под жестким давлением, под угрозами. Но суд эти заявления проигнорировал», — сказала мне Надя Четаева.

Еще организаторов обвинили в том, будто они кого-то незаконно лишали свободы. «А это уже совсем смешно, — объяснила мне Надя. — Территория была огорожена забором, где местами сохранилась колючая проволока — еще со старых времен. Забор был старый, с дырками, через которые спокойно можно было ходить, но и с главного хода у нас можно было войти и выйти свободно. Наоборот — к нам хотели попасть и не хотели уходить».

Три человека — Юрий Давыдов, Татьяна Ломакина и Ирина Дергузова отбыли сроки заключения по этим нелепым обвинениям.

И вот, неожиданно для всех, арестовали Юлю.

— Юля, расскажите, как произошло все это — арест, предъявление обвинения?

— Мы с Надей Четаевой подводили в тот день итоги нашей работы за неделю. Потом собрались идти на похороны Риммы Казаковой, мы бывали у нее дома, последний раз виделись полгода назад. Я вышла из подъезда раньше Нади. Вдруг ко мне подошли четверо в штатском и сказали: «Юлия Анатольевна, вы арестованы, вы находитесь в розыске». Я спросила: «Кто вы такие?» Они достали корочки сотрудников ФСБ. Тут подъехал микроавтобус, в нем было шестеро сотрудников ФСБ, и меня посадили в машину. Я позвонила Наде, она спустилась, и ей разрешили сесть в машину вместе со мной. Сначала они говорили, что везут меня на Лубянку, но потом повезли в Московскую областную прокуратуру. Кода Надя пыталась звонить, ей говорили: «Если будешь звонить, мы тебя отсюда выкинем». Мы спрашивали их, зачем они это делают — задерживают, везут, вместо того чтобы настоящей преступностью заниматься. Нам отвечали: «Вы знаете, идеология — это еще страшнее, чем преступность». Еще говорили: «Зачем вам это надо, зачем вы молодежь собираете, зачем из разных городов людей объединяете?..» Видно, они изучали, кто мы и чем занимаемся.

— За вами следили?

— Оказывается, да. Не знаю, насколько это правда, они нам говорили, что даже видеокамеру какую-то ставили. В прокуратуре следователь мне предъявил старое обвинение 2001 года. Там говорилось, что я обвиняюсь как организатор вооруженного формирования в связи с тем, что меня долго искали, 8 лет. Вечером меня отвезли в ИВС Люберец.

Первое впечатление от камеры — именно так я себе представляла дореволюционную тюрьму. Полутьма, серые стены, очень тусклая лампочка, во дворе злобно лают собаки, бегают крысы… Вместо шконок — настил деревянный, на нем все спят. На окнах — двойные решетки, плотные металлические пластины с мелкими кружочками. И в камере почти всегда полумрак. Днем еще немного идет из окна свет, а как начинает темнеть — в камере уже совсем темно. Когда вызывают к следователю — выходишь в светлое помещение, и трудно глазам привыкнуть.

На прогулки не выводили. Правда, был там один дежурный, который организовывал прогулки. А когда он ушел в отпуск, за 28 дней нас вывели на воздух всего три раза, и то минут на 10.

— А как там кормят?

— Один раз в день. Баланда: вода, картошка плавает, морковка, перловка. На второе либо перловая каша на воде, либо пшенная. Хлеб черный в неограниченном количестве.

В бытовом плане самое тяжелое там — отсутствие кислорода, дышать трудно. И очень угнетает тусклый свет, трудно читать.

Сидят там за какие-то мелочи. Например, одна девушка футболку из «Ашана» попыталась вынести, надев на себя, — посадили. Другая 5 лет назад украла диски на 800 рублей — ее в пути нашли, сняли с поезда, уже полтора месяца она сидит, и непонятно, отпустят ли или срок дадут. Одна украла шампунь за 108 рублей — 4 месяца ей дали за это. И вот такие девушки попадают в такую камеру, где не дают книг, газет, шахмат, постоянно слышен мат, нет никаких условий, чтобы хотя бы поразмышлять — понятно, что даже через 4 месяца они выйдут более озлобленными. Больше всего там наркоманок. Особенно меня поразила совсем молодая девушка 18 лет. У нее уже сильная зависимость от наркотиков. И перед тем, как привезти в изолятор, ее в реабилитационном центре накололи галоперидолом. У нее была неправильно повернута голова, и она еле разговаривала, с трудом открывала рот.

— Там хоть постельные принадлежности выдают?

— Нет. Выдают только голые матрацы, но их не хватает, приходиться ближе друг к другу тесниться. Одна девушка перепутала и вместо матраца попросила простыню, ей охранник насмешливо сказал: «Чего-чего?!».

По правилам ИВС они до 10 суток могут держать, потом должны отправлять в СИЗО. Но это не соблюдается. Всего из 77 дней под стражей я 53 дня провела в ИВС.

Кстати, отец моего следователя — это прокурор города Коломны, где я в СИЗО сидела. Когда мой адвокат хотел жалобу написать прокурору Коломны на мое незаконное содержание под стражей, ему сказали, что неловко получится — отцу на сына жаловаться.

— С материалами дела вы уже ознакомились?

— Да. Все материалы дела — это отксерокопированные тома дела 2001 года. Только очередность фамилий следователь поменял, меня поставил на первое место.

— И что — ни одного допроса не было, ни свидетелей?..

— Ни одного. Причем и я, и адвокат подавали ходатайства о допросе потерпевших, которые прислали сами бумаги о том, что они не потерпевшие и претензий не имеют, и были заявлены ходатайства об очных ставках. Похоже, следователю дали распоряжение сверху поскорее заканчивать, и он торопил.

Когда в ИВС я попросила Конституцию, дежурный сказал: у нас отродясь такого добра не было. Там самый озлобленный охранник был по кличке Терминатор. Он меня спрашивал: ну что, террористка, когда тебя расстреливать будут? Рассказывали, что ребят он избивал дубинкой.

Когда на последнем суде друзья передали мне бутылку воды и две коробочки сока, он спросил меня грубым голосом: «Что в пакете?» Я говорю: «Да вот, вода, сок». — «Доставай!» «Вы пить хотите?» — спросила я. «Нет, я это выкину!» — «Зачем выкинете?» — «Не положено!» И отнимает. Я вежливо говорю: «Вообще-то озлобленных жизнь наказывает». А он: «Смотри, мы тебя еще больше накажем, мы тебе тут устроим…»

Должность у него — помощник дежурного. Его фотография висит там на доске почета…

— Юля, а в какой стадии сейчас ваше следственное дело?

— Я ознакомилась с материалами дела, теперь мне должны вручить обвинительное заключение и передать дело в суд. Судить меня будет Мособлсуд, потому что я обвиняюсь по очень тяжелой статье — 208 ч.1 — «организатор незаконного вооруженного формирования». Была бы часть 2-я — «участник вооруженного формирования», — тогда судил бы районный суд.

— А в чем вас все-таки конкретно обвиняют?

— Ни в чем. Все дело построено на обвинении, которое предъявили нашим ребятам в 2001 году. Но там обо мне ничего конкретно не сказано. Упоминается моя фамилия, но никаких конкретных действий мне там не приписывается.

Два с половиной месяца под стражей еще больше убедили Юлю в том, как важна ее работа с подростками. Как важно помочь неблагополучным детям найти тот жизненный вектор, который застрахует их от воровства, пьянства, наркомании.

Между тем, скоро будет суд, и Юлю могут вновь оторвать от этой важной и нужной работы. На этот раз — надолго.

Из обращения Михаила Трепашкина, адвоката Юлии Приведенной:

«Прежде всего необходимо больше гласности и открытости по этому делу. Люди как создания мыслящие сами могут дать оценку происходящему, когда увидят документы, прочитают показания назначенных следователями «потерпевших», увидят, как трактуются по УК РФ вменяемые Юлии Приведенной преступления и подходят ли под эти нормы ее действительные деяния. И тогда они могут не понаслышке определить, что Юлия Приведенная находится под стражей в тюремных жестоких условиях без какой-либо криминальной вины.
Нельзя позволить осудить человека только потому, что какому-то влиятельному чиновнику нужна в карьере «палка», то есть запись о раскрытии такого преступления, как «создание незаконного вооруженного формирования», «истязание детей» и «незаконное лишение свободы человека». Я не хочу касаться вынесенных до этого приговоров, то есть давать оценку, насколько обоснованно судили других лиц — Давыдова Юрия, Ломакину Татьяну, Дергузову Ирину, являвшихся членами этого же объединения («Ф.А.К.Э.Л.-П.О.Р.Т.О.С.»). В тех приговорах вообще нет упоминаний о Приведенной Юлии. Я их внимательно просмотрел. И как юрист со стажем работы более 25 лет хочу ответственно заявить, что доказательств виновности Юлии Приведенной во вменяемых ей преступлениях нет.

Но суд может вынести обвинительный приговор. Сколько сидит в зонах невиновных, сколько осуждено по так называемым заказным (то есть по коррупционной договоренности между судьями и прокурорами) делам при отсутствии достаточных доказательств, я прямой свидетель…

В российской жизни так устроено, что адвокат юридическим путем очень редко может реально помочь даже невиновному. На все юридически обоснованные ходатайства, где по пунктам расписываешь необоснованность обвинения, нарушения конкретных норм федеральных законов, неправильность квалификации действий, следователи и прокуроры отписываются одной фразой: «Вина доказана, все обоснованно и законно». Они не могут конкретно ответить на конкретные вопросы. Они не могут объяснить юридическим путем, в чем несостоятельность доводов защиты, ибо тогда явно будет установлена невиновность человека. Поэтому обвинения являются «дутыми», надуманными, бездоказательными, и по ним часто осуждают людей.

Есть очень много способов защиты человека от беззаконий властных чиновников. Мне как защитнику трудно противостоять огромнейшей и влиятельной машине «правоохранителей», которые намереваются по сфабрикованным материалам и придуманным обвинениям засадить Юлию Приведенную в места лишения свободы. Я обращаюсь за помощью…»

Елена Санникова